Слова этого тупого (и как я мог раньше обманываться на его счет?) старого индюка родили желание ему врезать – да от всей души, так чтобы его рот наполнился кровью и выбитыми зубами. Но вместо этого, бросив усталый взгляд на все понимающего и потому не лезущего в разговор Ларга, я лишь подвинул к себе стоящий у стенки табурет и медленно на него опустился.
– Бар, я никогда не думал, что ты настолько поверхностен и что мои цели и моя мотивация будут чужды тебе настолько, что ты просто не сможешь понять… Власть, влияние – не буду лукавить, конечно, имеют для меня значение. Но не они делают меня счастливым – а я в этой жизни более всего люблю, желаю, мечтаю быть просто счастливым. И мое счастье – это те мгновения, что я был с семьей, не как король или властитель лена, а как муж и отец.
Простое счастье для любого из людей – не согласен? Правильно, молчи… Но когда-то очень давно я вдруг понял, что, будучи бароном, я не имею права отвернуться от жителей лена и их проблем, не имею права отказать им в защите. И если мое личное счастье заключается в благополучии семьи и тех мгновениях, что я провел в кругу любимых, то счастьем барона-владетеля стала успешная защита подданных от степняков и приумножение их достатка – под моей рукой.
– И ты думаешь, – с насмешкой спросил Скард, – что кто-то из них связал свой достаток и благоденствие с твоим именем?!
– Ну, во-первых, да, я в этом уверен. А во-вторых, в любом случае – самое важное то, что я знаю, как мое правление повлияло на жизнь моих людей.
– Так и правил бы своими счастливыми подданными в собственном баронстве! Зачем было развязывать эту бессмысленную войну?!
– Бессмысленную?! Я одержал в ней верх! И Рогора стала свободной!
– Республика никогда не смирится с этой потерей!
– Без вашего предательства лехи не прошли бы дальше Волчьих Врат!!!
Горло на мгновение перехватило от крика. Пришлось пару секунд помолчать, и я продолжил уже более спокойно:
– Тебе не кажется, Бар, что мы в нашем разговоре ходим по кругу?! Вот ты говорил о том, что Рогоре в составе Республики жилось так же, что ничего не изменилось – а ты хотя бы пробовал сравнить урожаи зерна до и после или узнать об увеличении поголовья скота? Не хотел поинтересоваться, насколько умножились поступления в казну, при условии что мы добились снижения налогов по всей стране? А ты хотя бы раз был в Лецеке с тех пор, как он стал центром ремесел?!
Молчишь, Скард, молчишь… А знаешь, тебе ведь все это было неинтересно, поскольку ты заботился лишь о собственной выгоде. Впрочем, видимо, как и остальные… Главное – что в твоем лене выше вас власти нет, что вы принадлежите к элите Республики, классу, что способен опротестовать даже решения короля! Ах да, рогорское дворянство таких привилегий не имело… Вы же не понимали, не хотели понимать, что ваше положение удельных князьков было крайне шатким, что для лехских шляхтичей в метрополии вы были никем! Пустой звук, пустое место!
Скард резко дернулся в оковах:
– А после того, как ты стал королем, мы лишились и этого! Мы не просто стали никем, мы лишились всего! И что бы ты ни говорил о счастливой жизни своих любимых кметов, уровень нашей жизни ты, видимо, хотел приравнять к ней!
– Скард, я не лишал вас права службы! Сейчас отпрыски владетелей могли бы найти свое место в армии, могли занять положение, достойное их родов, иметь жалованье достаточное, чтобы приобрести все необходимое!
– Только моего отпрыска больше нет!
О-о-о, я долго ждал, когда же он вспомнит о смерти сына.
– Так ты вспомнил о нем – любимом и единственном наследнике рода, павшем в бою с лехами?! Но ведь именно лехский клинок оборвал его жизнь, и его память ты предал, изменив мне и Рогоре!
– Нет! Он никогда бы не сошелся в бою с лехами, если бы не ты!!!
– Довольно! Я вижу, Скард, что мои доводы для тебя пусты, а во всех невзгодах ты обвиняешь только меня. Может быть, ты и прав – хотя бы отчасти. Но я действовал в интересах своего Отечества, а не кучки заправил, поставленных надзирателями над народом – и кем?! Врагом! Но, повторюсь, довольно. Лехи пообещали вам уравнять «свободы» изменивших с республиканской шляхтой?
Пленник усмехнулся, как мне показалось, горько:
– После того как ты лишил нас всякой власти в собственных ленах и снизил нашу долю от налогов в пять раз, предложение Республики взволновало многих.
– Кто присоединился к заговору?
– Все.
Короткий, вымученный ответ Скарда заставил мое сердце дрогнуть – было непохоже, что старик врет. И все же я произнес вполне спокойно:
– Не верю.
И вновь горькая полуусмешка-полуоскал.
– Да сколько угодно, Когорд, сколько угодно… Только если пытать человека, выбивая из него признание, но не верить в правду – то чего добьетесь? Под пыткой человек будет говорить вам все, что угодно, лишь бы вы поверили, лишь бы жертва произнесла то, что хозяева палача желают услышать… Только я, старый дурак, понял это слишком поздно, понял, уже сказав правду!
– Тогда почему все предатели, что повернули свое оружие против наших воинов в Волчьих Вратах, были из числа твоих людей?
Скард даже попытался подняться в цепях:
– Да потому, что яйца есть только у меня! Потому, что все они слушали республиканских эмиссаров, переправленных через горы, но только я решился действовать!
– Так, может, они не захотели принимать участия в заговоре?
– Не смеши! Разве хоть кто-то предупредил тебя, Когорд, об этих переговорах? Хоть кто-то обличил меня? Нет! Все трусливо ждали, чем все кончится, чья возьмет верх! Но теперь ситуация изменилась…
– Почему же?
– Потому, что твой цепной пес, – кивок на Ларга, – взял меня без всякого почтения к дворянскому званию! И все это знают! И все понимают, что под пытками я выдам все и всех, а раз так, не будут ждать, когда вы придете и за ними! Самые слабые уже должны были явиться с повинной – может, такие и есть, я не знаю. Да только вряд ли – раз ты все еще пытаешь меня об участниках заговора! Но кто не явился к тебе с мольбами о пощаде, продавая и перепродавая бывших соучастников, тот уже собрал личную дружину и на всех парах бежит к Бергарскому, и будь я проклят, если это не так!
Он прав, этот старый пень прав…
Встав с табурета, я отвернулся и практически дошел до выхода. Но в дверях развернулся и уже совершенно спокойно обратился к графу Скарду – в последний раз:
– Ты проклят, Бар, своей Родиной и своим народом… А знаешь, почему я говорю «Родиной», а не «Отечеством»? Потому, что ты лишь родился в Рогоре – она твоя родная земля. Но Отечеством – отчим домом, что бережешь, чем дорожишь, за который бьешься до последнего, – она для тебя не стала. Будь иначе, и ты бы не предал.
А знаешь, почему так произошло с тобой, со всеми вами? Никто из вас не знал и не знает истории своей земли, поколений предков, что совершали во имя ее свои подвиги. Когда мы только начали укреплять границы Корга со стороны степи, то в ряде мест натолкнулись на остатки древних укреплений. Меня заинтересовала эта находка, я поручил найти упоминания в летописях – и был поражен! Поражен тем фактом, что до великих торхов Рогора граничила с половами, пченгами, хурзами – каждый из этих кочевых народов был не слабее, а скорее сильнее наших соседей из ковылей, но ни один из них не мог преодолеть существовавшей тогда засечной черты! Ни один! Лишь великие торхи Бату прорвали ее – и то лишь потому, что Рогора была раздроблена на удельные княжества, гибнувшие поодиночке… И в этом крылся ответ!
