Кевин заглянул через его плечо. Это был прейскурант цен на живой товар. Судя по всему, Задрыга был неграмотен, а потому, специально для него на пергаменте были изображены фигурки людей разного социального положения, и напротив каждого нарисованы мешочки с золотом. Меньше всего ценился селянин. Против фигурки с вилами был нарисован всего-навсего один тощий мешочек, под которым стояла цифра один. Круче всех оценивались храмовники. Напротив фигурки в черном плаще с вышитым на нем белым крестом стояло десять мешочков, в каждом из которых, судя по цифре под ними, лежало по сто золотых. Рыцари оценивались в два раза дешевле.
Задрыга пошевелил губами, старательно подсчитывая будущие барыши.
– Два рыцаря – по пятьсот, да трое храмовников по тыще каждый… это ж… это ж… четыре тысячи навара сверху! Господа! Нам есть что отметить! – восторженно завопил он.
– Отставить! – рявкнул юноша. – Храмовники очень хитрые. Могут издалека почуять засаду. Нужна предельная осторожность, а ты – отметить! Да ежели они засаду почуют, подкрадутся так, что ни одна ветка не хрустнет, и мечом по горлу – чик! Всех бесшумно уберут. Даже пикнуть не успеете!
– Да ты чё, маг? – разобиделся внезапно Задрыга. – Мы чё, первый раз, что ль, караваны грабим? У нас вокруг за две версты отсюда дозорные на каждом шагу понатыканы. Опытные, их не проведешь. Каждый на паперти босгонских церквей лет по десять отбарабанил. Ежели караван мимо них пройдет, тут же голубей отправят.
– Гм, дело у вас, оказывается, налажено, – удивился юноша.
– А то! – подбоченился Задрыга. – Не изволите ли с нами откушать, господин маг? Думаю, обед уже поспел.
– Ну, разумеется, господин атаман, – подхватил его под локоток Бессони, не давая Кевину открыть рот. – И что у нас в меню сегодня на обед?
– Тут тебе на одеронская ресторация, – ответил за атамана Кевин. – Наверняка мясная похлебка.
– А вот и нет! – обиделся Задрыга. – Сегодня откушаем по-благородному. В село, в трактир пойдем. Я тут договорился о сбыте груза. Расчет получил. Осталось только товар сдать. Мы на днях один караван взяли, – пояснил он Кевину, – так что сегодня гуляем.
– Ура!!! – завопили разбойники.
– В трактире и по-благородному, – хихикнул Люка. – Интересно, как это?
– Знаешь, как здорово! Мы там так отрываемся! – загомонили разбойники.
– Нашего атамана в детстве… это…
– Из люльки уронили? – прогудел тролль, покосившись на горб Задрыги.
– Не, это… выкрали! Во! Из родового имения!
– Сочувствую, – скорбно сказал Кевин, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ухмылку.
Друзья в сопровождении атамана и его шайки шли обратно через лес в сторону разбойничьего стана.
– Так вы у нас, уважаемый, голубых кровей? – рассыпался перед атаманом Бессони. – Шеф, почему не предупредил?
– Так я и сам не знал, – хмыкнул Кевин.
– Что же вы раньше-то нам не сказали? – укоризненно протянул бес, подобострастно глядя на атамана.
– Я перед плебеями не отчитываюсь, – гордо задрал нос «аристократ».
– Ах, прошу прощения, ваше сиятельство, – расшаркался Люка. – Всю жизнь мечтал отобедать с представителем высшей знати.
– Сначала эта… манерам с ними подучись, – высокомерно заявил Задрыга, кивая на разбойников. – Я, как товар скину, тоже подгребу, и отобедаем.
– А заодно и отужинаем, – радостно закивал головой Кривозуб, и Кевин понял, что обед в сельском трактире у разбойничков всегда плавно переходит в ужин.
– А может и не подгребу, – задумчиво пробормотал Задрыга. – Ряд делишек обстряпать надо.
Ватага вышла к разбойничьему стану. Задрыга нырнул в одну из землянок и вышел оттуда уже с тяжелой сумой.
– Налетай, братва!
С радостным гомоном разбойники бросились к своему атаману, и он начал вручать каждому по кошелю. Получив свою долю добычи, разбойники мчались к своим землянкам и начинали там шебуршиться.
– Закапывают, – усмехнулся Зырг.
Покончив со своей паствой, атаман сделал ручкой Кевину и скрылся за деревьями.
– Если я правильно понял, он пошел скидывать товар, – пробормотал Кевин. – Интересно, кому он его загоняет. Может, некромантам? Так нам они и нужны.
– Да нет, к зазнобе своей побежал, – хмыкнул тролль, – добычей хвастаться. Может, и товар скинуть заодно.
– Во дурак, – хихикнул Бессони, – нашел кому хвастаться. К рукам его бабки приберет и все. Нет бы, к ведьме обратился. За червонец приворотного зелья ему бы наварила. Давно б уж девку охмурил.
– Какая еще ведьма? – насторожился Кевин.
– Обычная, деревенская.
– А здесь есть? – удивился Зырг.
– Конечно.
– Откуда знаешь? – требовательно спросил Кевин.
– Да чего там знать? Чую и все. Родным тянет. Недалече тут. А недалече у нас что? Деревня.
– Ведьма молодая, старая?
– Ну, ты спросил! Пока лично не увижу, не скажу.
– Ясно… так, Люка. Дуй-ка ты за атаманом. Проследи, что поделывать будет. Потом найдешь нас, доложишь.
– Есть! – по-военному отрапортовал бесенок, вытянувшись во фрунт.
– Не паясничай. Со следа не собьешься? Он далеко уже ушел.
– Мой нюх как у собаки, – пропел бесенок, – а глаз как у орла!
С этими словами он испарился в буквальном смысле слова, вновь став невидимым. Только прошуршала трава в сторону деревьев, за которыми скрылся атаман.
В этот момент из своей землянки вышел Кривозуб, да в таком экзотическом виде, что Кевин нервно икнул. На разбойнике поверх лохмотьев был надет роскошный, шитый золотом и серебром камзол, на голове букли седого парика, на парике треуголка. Ансамбль составлялся явно из разных элементов и был неполный, судя по тому, что из-под камзола торчали драные, в многочисленных заплатках, старые, холщовые портки, заправленные в добротные яловые сапоги.
– Подивись, братва! Как я вам? – жизнерадостно спросил он у друзей.
– Красота неописуемая, – выдавил из себя юноша.
– Эх, мать моя женщина! По-благородному бухать будем! Как атаман рассказывал.
– А зачем вам по-благородному? – поинтересовался Кевин.
– Дык как же! Привыкать к высшему свету надоть! А то чё ж получится-то а? Денежек поднакопим, титулы себе купим, пойдем в быблыотэку, а политэсу-то и не знаем! Опять же вопера…
– Библиотека это хорошо, опера еще лучше, – хмыкнул Кевин, – но меня это сейчас меньше всего волнует. Скажи мне лучше вот что, Кривозуб: атаман часто к своей зазнобе бегает?
– Ясен хрен! – беспечно махнул рукой разбойник. – Как новое дело наклевывается, али уже провернет, сразу к ней несется.
