– Только этого мне не хватало, – испугался юноша.
– Сам виноват! Не зная броду, не суйся в воду.
– Ладно, – удрученно вздохнул Кевин, – будешь у меня пока оруженосцем.
– А вот теперь ты облизнешься.
– Не понял.
– Оруженосец всегда должен быть при своем господине. А ну как тебе храм Божий посетить блажь в голову войдет?
– Чего?!
– Дикое измерение! Ну что тут непонятного? Так у вас здесь храм Вездесущего называют. Так вот, что, если тебе захочется его посетить? Да я оттуда до родного ада даже косточек не донесу. Все растеряю по дороге. Не, не пойдет!
– Ладно, ты как хочешь, а я ложусь спать, – закрыл дебаты юноша. – Вторые сутки на ногах. И попрошу, пока я сплю, держаться от меня подальше. – Кевин многозначительно потряс кочергой.
– Я что, больной? Как я без тебя обратно вернусь?
– То-то же! Смотри у меня.
Кевин подложил рясу под голову, свернулся калачиком и мгновенно заснул чутким, настороженным сном, готовый взвиться в любой момент при первом же намеке на опасность. Это была одна из привычек, привитая послушникам в ордене отцами настоятелями.
3
Кевин проснулся, когда солнце взошло уже довольно высоко, сладко потянулся. Он отлично выспался, был бодр, только в желудке немножко урчало от голода, но послушников с малолетства приучали к тяготам походной жизни, и это его не смущало. У потухшего костра сидел бесенок, сердито вороша черные угли кочергой. Он по-прежнему был в образе человека.
– А ну, отдай кочергу!
– Ага, а ты ей драться начнешь.
– Отдай, я сказал!
– Да на, нужна она мне!
Кевин ловко поймал кочергу на лету.
– Я тут, понимаешь, думаю за него, пока он дрыхнуть изволит, – обиженно пробурчал бес, – а он…
– И что надумал?
– Где нанять тебе оруженосца.
– Нанять! Оруженосцу платить надо, а у меня, – сердито потряс Кевин рясой, – за душой ни гроша…
Из рясы на землю выпал шматок сала, круг копченой колбасы и краюха хлеба.
– Как это я про вас забыл.
Люка радостно почесал живот.
– Для начала неплохо. Потряси еще. Может, четвертушка выпадет.
– Разбежался. Больше спереть не удалось. Там и так было много желающих.
– А еще святоша! – возликовал бес. – Да ты свой в доску!
– Так я ж из общественных подвалов, у своих…
– А это крысятничество! Еще лучше.
– Да знал бы ты, как нас там кормили! Одна каша да постоянные посты!
– Ладно, не будем препираться, – успокаивающе поднял руки Люка, – для начала я придумал, где тебе добыть оруженосца.
– Где?
– В ближайшем кабаке, – Люк поднял с земли круг колбасы, сунул в рот и зачавкал. – Там за недорого нанять можно.
Кевин поспешил поднять сало и хлеб, пока очередь не дошла и до них.
– Так говорю ж: у меня денег нет. И потом, почему именно кабак?
– Во-первых, там всегда можно покушать, во-вторых, подобрать подходящую кандидатуру, а в-третьих, деньги не главное. Главное хорошо подвешенный язык. Ты баб когда-нибудь уговаривал?
– Нет, – покраснел юноша, – это же искус.
– Девственник, – обрадовался бесенок, – еще лучше. Так, затирай пентаграммы и пошли.
– Какие еще пентаграммы?
– Те, что ты вчера наложил, когда меня вызывал, я ж отсюда выйти не могу!
– А… а как это делается?
– Как-как, крест двумя пальцами на них наложи и все дела.
– Я вот прикидываю, чего мне с тобой возиться? – задумчиво пробормотал Кевин. – Бес, нечистая сила. Оставить тебя здесь, как в клетке…
– И тебя потом не будет мучить совесть? – взвился парнишка. – Я тебя просил меня вызывать? Вот скажи, просил? Бросить бедного, несчастного подыхать с голоду под дубом… – разорялся бесенок, чавкая колбасой.
Аргумент был убойный. Да и договорились, вроде, выполнить желание друг друга. Кевин, скрепя сердце перекрестил все четыре стороны света, крону дуба над головой и землю.
– Пошли.
Изгнанник поднял кочергу, сунул под мышку рясу, и… взгляд его упал на фолиант, сиротливо лежащий у потухшего костра. По-хорошему, бросить бы его, но ведь сам Святой Сколиот писал! Нельзя. Юноша, кряхтя от натуги, поднял гигантский том, взгромоздил его на плечо, ряса вновь упала на землю, следом полетела кочерга.
– Уй, бестоло-о-очь, – пригорюнился бес. – А заклинание прочитать не в кайф? На горбу все переть будешь?
– Какое еще заклинание?
– То, что на последней страничке начертано. Пока ты дрых, я за ночь это писание от корки до корки прочел. Много нового узнал, надо сказать. Кое-какие разработочки на докторскую потянут. Ты книжечку-то положи, убогий, да последнюю страничку открой.
Кевин послушно положил том на землю и открыл последний лист. Там тоже была только одна фраза, начертанная гигантскими буквами. Юноша прочел ее нараспев, и том мгновенно сжался до размеров маленькой книжонки, которую смело можно было засовывать за пояс.
– Слушайся дядю, – ткнул себя пальцем в грудь бесенок, – и все будет тип-топ.
– А еще какая идея у тебя есть, родственничек? – усмехнулся Кевин.
– Пока только одна: в темпе вальса решить свои и твои проблемы и свалить домой.
– А у меня, кажется, есть.
Юноша развернул том на первой странице, внимательно прочитал заклинание увеличения и даже пошевелил губами, запоминая его, потом открыл последнюю страницу и пропел заклинание уменьшения еще раз вслух. Книжка тут же сжалась до размеров наперстка. Кевин удовлетворенно хмыкнул и спрятал ее в карман.
– Учись, дядя, пока племянник жив.
– Гм, неплохо, – удивился бесенок. – Что значит моя школа. Из тебя, возможно, выйдет толк. Беру в ученики, но учти, за это ты меня должен будешь очень хорошо кормить.
– Не обижу, – успокоил его юноша, честно деля на двоих остатки того, что свистнул из подвалов святых отцов.
И они пошли через бурелом, уплетая по дороге скромную утреннюю трапезу.
– Шлушай, а как тебя шюда жанешло, – прошамкал Люка, – в эти дебри?
– Считай, что дорогу решил спрямить. Со злости. Опять же, как рыцарь будущий. Надеялся на нечисть какую наткнуться, а наткнулся на тебя. Вообще-то, я иду в Босгон. Попробую там устроиться в охрану. Выпускников ордена высоко ценят. Я хоть звание не получил, а выучка-то осталась. Кстати, скоро выйдем на тракт. Там, на перепутье четырех дорог, трактир «Последняя гавань» стоит. Слухи о нем паршивые ходят. Говорят, все отребье в нем собирается…
