Привязав коней к деревьям, десятки разместились на елани, перекусили. Завалились в молодую траву, подложив под себя накидки, земля еще тянула холодом.
Бордак собрал десятников. На сборе объяснил причину столь быстрого отхода от деревни, в основном для Якова Грудина, что не ведал о бое в Рубихе, определил порядок дальнейших действий:
– Идем в аккурат между Муравским и Пахнутцевым шляхами, выставив как головной, так и фланговые дозоры. В эти, фланговые, людей поболе. Пройти нам след сто десять верст до малой крепости Бурунск, недалеко от которой должна встать русская рать, закрывающая выход крымчаков на Орел, Болхов, Мценск и дале на Козельск, Тулу, Калугу. Пойдем полем и лесами, используя балки. На переход два дня. Идем днем, отдыхаем ночью. Место стоянки я укажу. Если у кого есть что спросить, давайте.
Вопросов у десятников не было, и они вернулись к своим ратникам.
Первый переход в семьдесят верст прошел без приключений. Дружина шла посредине между шляхами, куда татарские разъезды, если они и были, не выходили. Ночевали в дубовой роще, окружив ее постами охранения. Рано утром продолжили путь. И уже к вечеру, когда солнце пошло к закату, старший передового дозора, Иван Пестов, подал сигнал тревоги. Дружина укрылась в балке. Бордак с Парфеновым, спешившись, прошли до дозорных, что укрылись на склоне буерака за кустами.
– Что такое? – спросил Бордак, пристраиваясь рядом со старшим головного дозора.
– Сторожевой разъезд, боярин, впереди.
Бордак осмотрел местность. Вдоль берега речушки, впадающей в Оку, двигался разъезд числом в шесть всадников.
– Пошто такой малый отряд тут? – удивился он. – Сашко Сизов и Алексей Куница должны уже были предупредить воевод основной рати, а те подвести сюда полки.
– Однако мы видим лишь обычный разъезд сторожей, – проговорил Парфенов. – Где-то рядом второй, третий, и высланы они не иначе, как из крепости Бурунска, куда мы и держим путь.
– Скорей всего, но пошто обычный разъезд?
– То можно только у сторожей узнать.
– Иван! – глянул на Пестова Михайло. – Пошли к Огневу одного из дозорных, пусть подойдет.
– Конно или пеше?
– Конно. И наших с княжичем коней захватит.
– Слушаюсь, воевода.
Но как только объявился десятник Огнев, сторожи, завидев его, развернули коней и пустили по берегу на север.
– Во черт, – ругнулся Бордак и тут же перекрестился, не след поминать силу нечистую человеку православному, – убегли! И как шустро!
– Не иначе, как за татар приняли, – предположил Парфенов.
– Может, и так, но тогда след ждать крупного отряда. До крепости нет ничего, каких-то пять верст.
– Привал откладывается?
– Теперь конечно. Кто знает, как поведут себя воины основной рати. А то не станут разбираться и налетят конницей лихой на лагерь, перебьют всех, а потом разбираться начнут.
– Нам от этих разборов будет уже ни холодно ни жарко.
– Вот и я о том же. Хотел завести дружину в крепость рано утром, но придется ныне. – И Михайло быстро отдал приказ: – Всем выйти из укрытий, продолжить движение в прежнем порядке!
Дружина вышла из балки. Головной дозор отправился вперед. Ни сторожей, ни станиц, ни дружин русских не видать. Прошли с версту, и там только фланговые дозоры сообщили, что к дружине со всех сторон подошли ратники числом до полусотни, с востока, с запада, с юга, двумя десятками спереди.
– Ну, хоть так, – проговорил Бордак и наказал: – Дружине остановиться и встать в круг для обороны.
– Ты чего, Михайло, желаешь бой своим же дать? – удивленно спросил Парфенов.
– Я, Василь, – вздохнул Бордак, – желаю показать нашим, что мы дружина, а не шайка какая-то и в воинском деле что-то умеем. Зарубить себя, как баранов, не дадим. Круг же позволит десяткам подойти ближе, тогда и разглядим друг друга.
Отряд Бордака встал в круг, по приказу воеводы подняв вверх копья, у кого они были, и сабли, показывая тем самым, что сечи дружина не желает.
Это оценил начальник пограничных отрядов.
От передовых десятков отделился всадник и пошел к дружине.
Вперед выехал Бордак, но недалеко, саженей на двадцать.
Ратник подъехал. Остановил коня, взглянул на Бордака, спросил грубо:
– Кто такой? Что за дружина?
– Сам назовись, невежа, – зло бросил Михайло.
– Чего? Я невежа? Да мы вас тут в капусту порубим.
– Ну, это еще поглядим, кто кого порубит, – рассмеялся воевода. – Но если дернетесь, то государь с ваших начальников головы тут же посымает.
Ответ озадачил гонца.
– Свои, что ли?
– Уезжай, мужик, и пусть твой воевода или станичный голова пришлет более сообразительного и вежливого гонца, с тобой гутарить не буду.
– Другого не пришлет.
– Тогда и разговора не будет.
Бордак собрался уже повернуть коня, но гонец остановил его:
– Погодь, воевода, или кто ты на самом деле! Ладно, извиняй, нам же неведомо, кто вы.
– Что не дает тебе право вести себя, как татары на невольничьем рынке. Распущенно и нагло.
– Пошто с басурманами сравниваешь?
– Назовись, пока не передумал говорить с тобой.
– Сторож сторожевого разъезда первой пограничной станицы Петро Дохарь.
– Кто станичный голова?
– Степан Иванович Громов. Теперь назовись, кто ты, и что за дружина вышла к крепости?
– Читать умеешь?
– А то, ученый.
– Ну, тогда подъедь поближе.
– Я подъеду, но гляди, наши близко.
– Вижу.
Гонец подъехал, и Бордак передал ему грамоту. Дохарь развернул свиток. Читал медленно, шевеля губами, видать, ученый, да не шибко. Прочитав, почесал затылок, посмотрел на Бордака и, обернувшись, махнул рукой.
От передовых десятков отделились двое ратников. И это были не рядовые сторожа, судя по доспехам. Когда подъехали, старший, мужик с седой бородой и такими же волосами под шлемом, спросил у гонца:
– Чего позвал, Петро?
– Да вот, Степан Иванович, получается… – начал Дохарь, но осекся и молча передал грамоту седому ратнику.
Тот прочитал, откашлялся и поднял глаза на Михайло:
– Извиняй, боярин, не ведали, что к нам вышла особая дружина самого государя. О том известий не было.
Бордак забрал грамоту, спросил:
– А молви, станичный голова, пошто вы тут малыми разъездами службу несете?
Вопрос удивил Громова, он пожал плечами:
