– Как не бояться, Осип, такой большой город, столько людей. Кругом церкви, соборы, дома большие, лавки, торговые ряды.
– Это же Москва, столица государства Русского.
– А скажи, Осип, царь Иван Васильевич где обитает?
– Знамо где, Алена, в Кремле или на дворе опричном, хотя часто выезжает в Александровскую слободу.
– Там, в Кремле, наверное, такие хоромы!
– Царские, Алена, что же ты хочешь?
– И Михайло мог видеть царя?
– Не только мог, он его видел. Это же Иван Васильевич отправил его в Крым. Вот такой у тебя жених, Алена.
– Ну, скажешь тоже, Осип, невеста, – зарделась она. – Может, как вернется Михайло, так и погонит из дома.
– Ты в своем уме, женщина? Не смей подобного о Бордаке молвить!
– Прости, Осип, это все из-за боязни. А далече отсель Варварка, где подворье Михайло?
– Рядом с Кремлем и Москва-рекой, совсем недалече по сравнению с тем, что пришлось пройти.
– Это так. А ты бывал на его подворье?
– Все, Алена! – Тугай вскочил на коня. – Отстань, сама увидишь.
Остановив обоз у своего подворья, распустив ратников по домам, Тугай повел телегу по Варварке. Алена с интересом смотрела на Кремль, на все окружавшее и только охала. Улица шла по части холма Москва-реки. На Руси того времени, и в городах больших, и деревнях малых, подворья ставились на возвышенностях. После зимы и снег с них быстрее сходил, и земля быстро просыхала, и разлив не доставал.
Возле одних ворот Тугай остановил лошадь и улыбнулся Алене:
– Вот это и есть подворье Михайло Бордака. Приехали.
Ворота, как и многие другие, были украшены образами в киотах, створки подперты изнутри, далее городьба, за ней виднелись молодые деревца и дом. Деревянный, небольшой, но аккуратный, за домом видна только крыша, также деревянная, покрытая сверху березовой корою.
Тугай толкнул створку ворот и крикнул и во двор:
– Герасим!
– Тута я, кого еще принесло?
– Не узнал?
– Осип Данилыч? Господи, откуда же?!
– Из Крыма, Герасим.
– Ух ты! Из самого Крыма?
– Ну да, и я не один.
– А кто ж с тобой?
– Твоя новая хозяйка.
У подошедшего к воротам мужика расширились глаза от удивления:
– Какая-такая хозяйка?
– Невеста Михайло.
– Да ты что?! А где сам Михайло Алексеич?
– Позже подъедет. Ты же ведаешь, что он тоже в Крыму?
– Не-е, откуда? Уезжал, молвил, по делам государевым, и месяца на два, а куда, про то ни слова.
– В Крыму он был. В Кафе. Слыхал о таком городе крымском?
– Это где невольников продают?
– Да.
– Слыхал, как не слыхать. Да где хозяйка-то?
– Отворяй ворота и встречай!
Работник Бордака бросился к воротам и широко распахнул их. На телеге спереди сидели Алена с Петрушей.
– Вот она, – указал на нее Тугай, – твоя хозяйка.
– Красавица, – проговорил работник и спохватился: – Доброго здравия, хозяйка!
Алена слезла с Петрушей с телеги и поклонилась:
– И тебе долгих лет, человек!
– Герасим я, работник Михайло Алесеича.
– А я – Алена.
– По отчеству как?
– Да не привыкла я по отчеству, Аленой называй. Да и не хозяйка я никакая, Михайло наказал ехать сюда. Вместе хозяйством заниматься будем.
– Ну уж нет, коли Михайло Алексеич наказывал называть хозяйкой, то так и след. А у тебя и сынок уже есть?
– Это мой Петруша. Михайло выкупил нас из татарского полона в Кафе.
– Вот оно что! Натерпелась, поди, у басурман, бедолага?
– Натерпелась, Герасим. Так, что всю жизнь не забыть.
– Ничего, Алена, забудется. Вернется Михайло Алексеич, начнете жить семьею, и забудется. Это хорошее помнится долго, плохое забывается быстро. Потому как не нужно оно человеку, плохое-то.
– Твоя правда, Герасим.
– Телегу и лошадь оставляю, пригодится в хозяйстве. А я к себе поехал. Жинка, поди, заждалась, – проговорил Тугай.
– А то! – воскликнул работник Бордака. – Иди, Осип Данилыч, и мы тут с хозяйкой займемся. Есть чем.
– Ну-ну. До свидания, Алена!
– До свидания, Осип! Век тебе благодарна буду, что увез из Крыма проклятого.
– Ты Михайло благодари, не он, так и вывозить бы некого было.
– Ему особое спасибо.
– Ладно, Алена, поехал я, а ты хозяйничай тут. Скоро и Михайло приедет. Счастья вам, вы оба заслужили его.
Тугай вскочил на коня и ушел дальше по Варварке.
Из поварни, или летней кухни, вышла добротная улыбающаяся женщина.
– Доброго здравия тебе, хозяюшка! Дай-ка я на тебя погляжу. Ничего не скажешь, красавица, повезло Михайлу Алексеичу.
– Тебе тако доброго здоровья. А кто ты? – теребя платок, спросила Алена.
– Ой, господи, не назвалась! Да я Марфа, жена Герасима. Мы тут вместе за хозяйством смотрим. Я уху сварила, курица на подходе, пироги еще со вчера остались с грибами, проголодались небось с сынишкой-то?
– Проголодались.
– Так идем к столу.
– Ты курицу свою доваривай, а я хозяюшке нашей дом да подворье покажу, – сказал Герасим.
Жена его ушла, а он повел Алену по дому. Это был небольшой, по меркам зажиточных людей, дом. Такое же и подворье с молодым садом, спускавшимся к реке.
Через отдельную от нижнего крыльца дверь перешли в подклеть – нижний этаж, тут были кладовки, мыльня, комната. После по ступеням поднялись на террасу верхнего этажа, оттуда в сени и далее в хозяйское жилье, горницу и две комнаты. На полах рогожи, столы, лавки. Окна украшали резные ставни, завешанные цветными занавесками. В красном углу – образа. Алена тут же помолилась.
– Тута опочивальня, широкие лавки, на них перины, простыни, подушки, одеяла. Можно и люльку подвесить, но сын твой уже большой для нее, – указал Герасим на одну из комнат.
– Он будет спать со мной, – ответила Алена.
– Это сейчас, а потом? Когда вернется Михайло Алексеич?
– Потом и решим.
– Добре. Тогда пойдем, потрапезничаете?
– Я бы помылась с дороги.
– Конечно, мыльню Марфа подготовит, воду нагреет.
– Мне еще одежу купить бы, а то кроме надетого и нет ничего.
