– Да.
– И когда примерно?
– Возможно, ныне вечером, а может, и дня через два.
– Придется безвылазно сидеть на подворье, – вздохнул Бордак.
– Пошто? Ходи куда хочешь, только человека держи на подворье, который мог бы тебя быстро найти.
– Понятно.
– А хочешь, ко мне с невестой приходите. И мне, и вам веселее будет.
– Не до веселья, княжич. Дело серьезное предстоит, а ты как отрок ведешь себя.
– Не след судить о человеке по первому знакомству. – Взгляд княжича посуровел. – Да, сейчас, у себя на подворье, под хмелем, я весел. Но когда возьмемся за дело, как ты верно выразился, вельми серьезное, то увидишь и узнаешь, каков в тех условиях княжич Парфенов Василий, сын князя Игната Ивановича.
– Извиняй, Василий, не желал обидеть.
– Да я не в обиде. К себе поедешь?
– Да.
– Ну, давай. Готовься к походу, и о его цели никому, даже своей невесте, ни слова. То повеление государя.
– Мог и не говорить.
– Идем, провожу.
– Да я помню дорогу.
– Идем, идем!
Бордак и Парфенов спустились по лестнице к главному крыльцу, сошли на мощеный двор. Отрок тут же подвел коня гостю.
– Не ведаю, прощаться али нет, коли отряд может и ночью объявиться? – погладил бороду княжич.
– Ничто, поприветствуемся вновь.
– И опять твоя правда, – рассмеялся Парфенов. – До встречи, Михайло!
– До встречи, княжич!
– Василь. Мы же договаривались.
– До встречи, Василь!
– Езжай с Богом!
– Тут езды-то саженей сто.
– Да? Так мы и соседи? А я и не ведал. Но теперь буду знать.
Бордак вскочил на коня, вывел скакуна на улицу и повел его к своему подворью, размышляя, как сообщить Алене новость о скором и долгом отъезде. Опечалится. Ведь готовится к свадьбе, а тут? Но повеление государя – закон. Должна понять. Да и месяц не год, пройдет быстро в делах и хлопотах.
У открытых ворот его встретил Герасим. Пропустив всадника, закрыл ворота, взял коня под уздцы.
На крыльце появилась Алена. Она улыбалась, радуясь его приезду. Он подошел к ней, обнял, поцеловал и шепнул на ухо:
– Нам надо поговорить.
Алена, как ни странно, сдержанно восприняла известие о долгом отъезде жениха. Лишь вздохнула:
– Худо мне без тебя будет, Михайло.
– Ты не волнуйся и ничего не думай. Мысли поганые гони прочь. Пройдет месяц, я вернусь, и мы обвенчаемся.
– Да, Михайло. Верю, так и будет. Мне надо собрать тебя?
– Вроде и рано, а там как знать. Самое необходимое подготовь, а провизию покуда не собирай, пропасть может.
Наутро сразу после трапезы объявился гонец, тот же самый четырехпалый Гордей.
– Приветствую, – кивнул он.
– Здоров был, – ответил Михайло. – С чем пожаловал?
– Тебе треба срочно быть на подворье княжича Парфенова.
– Оружие, снаряжение брать?
– Да, но держать не на виду.
– Это все?
– Все.
Гонец развернул скакуна и повел его к Кремлю.
– Уже, Михайло? – подходя, спросила Алена.
– Похоже, да. Собирай провизию, но немного, на день-два, не более, в суму все сложи.
– Да, Михайло.
Алена побежала к Марфе на кухню. Бордак же прошел в дом, в отдельную комнату, где хранились боевые доспехи и оружие. Отобрал нужное, сложил в другую суму. Шлем весь не влез, пришлось сверху накрывать полотенцем. С сумой вышел во двор.
Герасим уже ждал с конем оседланным. Алена вынесла сумы и приторочила к седлу. Вышел во двор и Петруша. Рано повзрослевшими глазами окинул происходящее и неожиданно подошел к Бордаку, уцепился за его штанину. Алена и Марфа заплакали.
Бордак поднял паренька, и мальчишка обнял его за шею. С минуту постояли так, потом Михайло опустил паренька на землю.
– Ты только вернись, очень прошу тебя, – подалась к нему Алена. – Какой-никакой, целый али убогий, изувечанный ворогом, но вернись, я буду ждать.
– Вернусь, Алена, обещаю.
Отстранив невесту, Бордак обнял Герасима:
– Ты тут поглядывай за всем, служку найди смышленого, и ведай – на тебя семью оставляю, не дай в обиду.
– Не дам, Михайло, да и кто посмеет обидеть твою невесту?
– Мало ли поганых людишек.
– Не сомневайся, они в безопасности. Ты себя сбереги.
Кивнув Марфе, Бордак вскочил на коня и, бросив последний взгляд на Алену с Петрушей, повел коня к подворью княжича Парфенова.
Тот его уже ждал.
– Приветствую, княжич! – поздоровался Бордак.
– И тебе здравствовать много лет, Михайло! – ответил Парфенов и вскочил на коня. – Едем на Калужскую дорогу, по ней до деревни Рогата, там в роще рядом с поселением объявлен сбор отряда. Опричники уже там. Оружие и доспехи взял?
– Взял все, что треба.
– Ну, тогда вперед!
Всадники пошли по Варварке, мостом через реку, далее к Калужской дороге.
Выехав на тракт, Парфенов спросил:
– Помнишь, я интересовался, как Иван Васильевич воспринял при вашей встрече упоминание имени мурзы Икрама?
– Помню. Ты спросил, не охватила ли царя ярость?
– Да. Мне стало известно, отчего таит злобу царь на этого мурзу.
– И отчего, коли не секрет?
– Дело вот в чем. С мурзой Икрамом таким же, как ты, посланцем государя в Крыму, в Кезлеве была достигнута договоренность о выкупе пятнадцати наших невольников, среди них боярина из рода Захарьиных-Юрьевых.
– Родственника первой и любимой жены Ивана Васильевича, Анастасии Романовны?
– Да. Так вот, договор заключили, сумму обговорили, передали ее мурзе. Большие деньги, скажу тебе, гораздо бо́льшие, нежели ты уплатил мурзе Басыру. Приехали за невольниками, а мурзы-то и след простыл.
– Как это?
– Просто. Обманул, пес шелудивый. Продал невольников своему османскому приятелю и с ним уплыл в Константинополь. То было два года назад. Посол Афанасий Федорович добился встречи с Девлет-Гиреем, тот возмущался, охал, ахал, обещал найти мурзу, наказать его, и если не невольников, то хотя бы деньги вернуть. Но ты же знаешь восточное коварство. В общем, ничего не получил Иван Васильевич, а мурза Икрам, как видишь, опять при дворе хана, и тот его не трогает. Вот и порешил царь наш сам наказать коварного и продажного мурзу. Осталась самая малость – заполучить его.
