– Ну а коли в осиннике будет только ставка мурзы Икрама с десятком нукеров да невольниками из Песчаной и боле никого? – спросил Парфенов.
Бордак ответил, недолго думая, сказывалось знание тактики нашествий татар на русские земли:
– То будет означать, что сотня разделилась и десятками, либо полусотней и десятками пошла к селам Радное и Марево.
– Почему не одно Радное?
– Для одного села сотни татар будет много, там и два десятка управятся. Значит, остальные пойдут к селу Марево, возможно, пара десятков на отвлечение гарнизона Чугуева пойдет в Белую Балку. Но нападать на селения и показываться перед гарнизоном они должны одновременно. Кстати, из Марево, Белой Балки, да и Радного люди могут по реке уйти в Чугуев. А на реке татарам их не достать.
– Согласен, – кивнул воевода. – И что станешь делать, коли в осиннике застанешь мурзу, нукеров и невольников?
– Пошлю в крепость гонца, а сам с десятком опричников атакую нукеров и захвачу мурзу, освободив невольников. Но, дабы мурза не мог получить помощи, отряду и гарнизону след будет ударить по всем десяткам крымчаков, что отойдут от осинника. Либо, коли те успеют прорваться к роще, приму бой, а вы подойдете и ударите по ворогу и с тыла, и со сторон. Ну а коли все пойдет по-другому, то и решать, что делать, буду на месте. О решении сообщу через гонца. В любом случае тебе, княжич, след держать оставшиеся два десятка отряда в готовности немедленно идти к Радному. А тебе, воевода, иметь в крепости дружину для прикрытия села Марево и деревни Белая Балка.
– А ты полководец, Михайло Бордак, – улыбнулся Верейский. – Расписал все, как воевода целого полка.
– То и ты так сумел бы, и княжич, – отмахнулся Михайло. – Прикинув, что могут проделать тут татары, имеющие главной целью разведку, а уж опосля разбой. Хотя Крым далеко, хан далеко, а села и деревни близко. Мурза Икрам может заняться только грабежом, а уж что докладывать в Бахчисарае, придумает. Хитер и коварен, собака. Он и себя обманет, коли посчитает то выгодным.
– Это как? – рассмеялся воевода.
– А вот так. Это, конечно, образно сказал, но ложь у крымчаков, как и лесть, повсеместна.
– Ладно, – проговорил Парфенов, – значит, порешили насчет разведки.
– Порешили.
– Тогда я к опричникам, переговорю с ними, выход ертаула после вечерней трапезы, как стемнеет. А ты, князь, вызови проводника, пусть готовится.
– Сделаю.
– Тогда все. Встретимся на вечерней молитве.
Ертаул под предводительством Бордака, ведомый проводником Ефимом Кубаревым, вышел из тыловых ворот крепости около восьми часов вечера. Спустился к Северскому Донцу, и далее разведчики пошли вдоль берега, скрытым от поля склоном высотою саженей в десять.
Проводник ехал рядом с Бордаком и опричным десятником. Михайло обратил внимание, что тот был мрачнее тучи.
– Отчего опечалился, Ефим? – спросил он.
– А чему радоваться, воевода? Тому, что супостаты Песчаную опустошили? Там народу было немного, семей десять, остальные в Чугуев перебрались, часть подалась даже на север, к Курску. А что такое семья? Мужик, баба, старики их да детишки. И все они попали под басурман. А мужики там отчаянные, крепкие, здоровые. За семьи наверняка бились в схватке неравной. Забили насмерть их татары, а также стариков немощных да детишек слишком малых, да болезненных. Им же люди как товар нужен, а худой товар кто купит? Вот «худых» под нож или саблю и пускают. Будь проклято их собачье племя!
– Собак-то не погань! От них польза, – заметил опричный десятник.
– Это смотря от каких. От животных – польза, а от тех, кто в человечьем обличье, – смерть.
– У тебя родственники в деревне? – спросил Бордак.
– Были. Кум да брат троюродный, у них в семьях и старики, и детишки. Но боле родных осталось на селе. Слава богу, басурмане туда еще не дошли.
– И не дойдут, Ефим. Мы из Москвы сюда прибыли, дабы разгромить сотню мурзы Икрама. Сам царь послал. А значит, недолго осталось мурзе гулять по земле нашей.
– Может, и так, но покуда гулять будет, много люда побьет!
– Для того и едем к осиннику, дабы избежать этого.
– Эх, воевода, получится ли разгромить басурман? Не упустите ли Икрама с добычей?
– Поглядим.
– Через сто саженей обрывы, среди них овраг, по нему в Донец впадает речушка малая. После обрывов мелководье с осокой. Овраг пройдем, далее по осоке. Морды коням прикройте, а то как бы не порезались, – заговорил проводник, оторвавшись от своих печальных дум.
Через десять верст отошли от реки, потому как берег – сплошной обрыв, в балке, выставив охранение, сделали привал. Дозорные, осмотрев местность, доложили, что никого в поле поблизости не видят. Передохнули, пошли далее. Из одной балки в другую, из оврага в ложбину, из нее вниз в балку, но опять к реке.
Бордак оценил по достоинству знания проводника. Без Ефима Кубарева плутали бы по бесконечным балкам, оврагам, буеракам до утра.
В полночь, идя по узкой песчаной полосе между обрывом и водой, проводник кивнул вправо:
– Там недалече село Радное. До Песчаной десять верст. Сейчас смотреть на село не будете? Его видно с обрыва.
– Посмотрим, – решил Бордак, – идем со мной, Ефим.
Оставив коней на берегу, они поднялись на обрыв. В селе было спокойно. По околице прошел парень с девушкой. Милуются, покуда родители спят. Что им какие-то татары, коли любовь тянет друг к другу сильнее всего на свете.
– Басурман нет. Это добре, – проговорил Кубарев.
– А может, они наблюдают? И готовят нападение? – спросил Бордак.
– Не-е. Собаки бы лай подняли. К тому же за селом с запада на лугу обычно табун пасется. С ним мужики и те же собаки, учуяли бы. Поблизости татар нет, значит, они в осиннике.
– Спускаемся.
Спустившись и вскочив на коня, Бордак кивнул Рубачу:
– На селе спокойно. Идем до деревни без остановки.
Опричный десятник махнул рукой, и дружина продолжила путь.
Через час проводник сказал Бордаку:
– Дале гурьбой идтить не можно. Стойте тут, я пройдусь по берегу.
– Пошто так?
– Там, – указал Ефим рукой на юг, – изгиб, берег начинается пологий, как раз напротив осинника. То место придется проходить по одному пехом, ведя коня, и не сразу, а через время какое-то. Но я гляну, что к чему, коли басурмане дозор не вывели, дабы смотреть за рекой, может, пройдем и отрядом.
– Давай, Ефим. Если что, сигнал подай!
– Само собой.
Оставив коня при дружине, проводник скрылся в кустах, подходящих к песчаному берегу. Отсутствовал он недолго, от силы полчаса. Вышел берегом, запрыгнул на коня, сплюнул на песок.
