Они прошли сто саженей, вошли в осинник и сразу же сбоку услышали громкое:
– Тута я, левее!
– А чего кричишь-то?
– А то, Михайло. Нету никого в осиннике. Была здесь часть крупного отряда, но не сотня, может, десятка три. Невольники были, ближе к реке, шатер мурзы на елани стоял, кострища, засыпанные землей, оставили. Басурмане ушли отсель вечером, после своей молитвы Магриб, то есть после захода солнца. А вот куда… – Проводник вдруг осекся и метнулся в кусты. Оттуда раздался тихий вскрик, а потом послышался тихий голос:
– Не бей, человек, я свой…
Тут же вернулся Кубарев, таща за шиворот мужика в оборванном одеянии. Разглядев его, он воскликнул:
– Гусев? Ванька?
– А?! Чего? – Мужик тоже вгляделся в того, кто схватил его, и…
– Ефим? Кубарев? Откель ты?
– Издалече.
– А это кто? – перевел мужичок взгляд на Бордака и опричника.
– Друзья. Ты-то откуда взялся?
– Так бегал от татар. Как только они собрали невольников в кучу, дабы гнать в поле, я в кусты и шарахнулся, даже не помню, куда бежал, провалился в яму. Почти ночь просидел в ней, закидавшись листвой. Недавно вылез, хотел податься в деревню, там опосля набега безопасней всего, да не туда пошел. А тут говор русский. Но и татары говорили по-русски, были и такие. Сам ведаешь, у страха глаза велики. Я сразу в кусты, а тут ты навалился.
– Мурза Икрам был здесь?
– Был. И мурза, и десятники его, но тока трое, остальные где-то в поле.
– С чего Икрам вдруг стан бросил?
– Да к нему кто-то с севера прискакал. По-русски молвил. Я услышал тока: «Гляди, мурза, это тебе не гарнизон…»
– Вот как? – воскликнул Бордак. – Значит, мурзу предупредили об опасности?
– Угу, так получается, и тот, кто предупредил, точно русский. Татары по-нашему не так молвят.
– Предатель в Чугуеве?
– А боле нигде не знали о вашем отряде, – хмуро проговорил Ефим.
– Этого нам только не хватало! – Бордак приблизился к испуганному мужику: – Куда повел своих псов и невольников мурза, видел?
– Тока слышал вполуха. В урочище… А где оно, то урочище? Извиняй, боярин, не ведаю.
– Брошенное село или деревня? Есть в округе такие?
– Есть, как не быть, – ответил Кубарев. – На юге и западе много деревень люди побросали.
– В мелкое урочище мурза не пойдет, нужно крупное.
– Из крупных ведаю о двух. Это Бурор и Санга. Последнее у довольно большого леса, а Бурор в сорока верстах южнее. Там наших давно не было. Воевода посылал по реке разъезды, доезжали они до Бурора, возвернувшись, сказывали ратники, вместо деревни тока название и осталось, все остальное заросло, озеро, что рядом было, в болото превратилось.
– Понятно, значит, мурза пошел в Сангу. Там ты был, Ефим?
– Давно, когда люди еще жили на селе. Они бы и дальше жили, село большое было, крепкое, да пожар сгубил Сангу. Года три назад сгорело село. Вспыхнуло от костра, что детишки разожгли у новой хаты. А тут ветер налетел, ну, и пошел огонь. За часы все погорело. И людей тоже сгорело много. Кто выжил, разъехались по селам и деревням к родственникам. Кто в Чугуев, кто в Курск, были и те, что на Москву подались за лучшей долей.
Бордак приказал опричнику:
– Ты – к нашим, Рубачу – десяток воинов сюда. Дальше идешь в крепость, к княжичу Парфенову. Поведаешь о всем, что видел и слышал. Скажешь, мы пойдем к Санге.
– Слушаюсь! – кивнул опричник и побежал в буерак, далее – в балку.
Бордак повернулся к Гусеву:
– Что ж с тобой делать, бедолага?
– Дозволь в Радное пойти. Там у меня племяш живет, примет.
– Добро. Но запомни, ты можешь говорить только то, что попал в полон, когда вели к осиннику, сбежал, поначалу прятался, после подался сразу на село, а татары пошли в рощу. Более ты ничего не ведаешь, никого не видел.
– А вас?
– Никого ты не видел! – повысил голос Михайло. – И помни, Иван, держи язык за зубами, дабы не лишиться его. Уразумел?
– Уразумел, боярин, как не уразуметь. Как молвил, так и скажу. Попал в полон, когда в огород вышел, и налетел на татар. Потом с толпой вели, ухитрился бежать к реке. Отсиделся в яме. Татары особо не искали, пошли в сторону осинника. Сколько их было, не считал, может, десяток, может, сотня. Отсидевшись, подался на село. Так?
– Точно так, и ничего лишнего.
– Уразумел, боярин. А вы порубаете татар? Земляков освободите?
– В том не сомневайся. Ступай!
Постепенно начало светлеть. Бордак обошел осинник.
Они опоздали. Но мурзу это не спасет. Охота только начинается.
Глава пятая
В осинник вошла вся дружина. Десятник подошел к Бордаку:
– И что тут, воевода?
– Вчера еще здесь был стан мурзы Икрама, с ним десятка три его нукеров и невольники. Но к нему тайно прибыл кто-то из русских, мыслю, из Чугуева, и предупредил о нас. Посему мурза оставил осинник и ушел малой ратью в урочище Санга.
– Пошто считаешь, что именно в Сангу? Других мест нет? И откель ведаешь о предателе?
– Попался нам в осиннике мужик один из Песчаной. Бежал от татар, когда те второпях собирались уходить из осинника. Он и о предателе, предупредившем мурзу, молвил, и об урочищах поведал. Их подходящих два. Одно далеко на юге, в сорока верстах, а вот другое, бывшее село Санга, в двенадцати верстах отсюда в лесу, что начинается в пяти верстах от реки.
– Это тот лес, где, как мы поначалу думали, может скрываться Икрам?
– Да. Тот самый.
– А где тот сбежавший от татар мужик?
– Я его в Радное отпустил. У него на селе родственник живет.
– Напрасно.
– Пошто?
– По то, что он мог быть оставлен мурзой в лесу, дабы сбить нас с толку. Жизнь оставил, но с условием, что тот молвит воеводе русскому то, что треба.
– Не думаю, – ответил Бордак, – даже уверен, что он, мужик этот, не подставлен нам. Его знает наш проводник. И еще… мурза не так глуп, дабы не понимать, что мужик, сколько слов ни давал, как бы ни клялся, а все одно расскажет о татарах. Либо с него то выпытают.
– Наверное, ты прав, – подумав, согласился десятник. – И что теперь?
– Андрий ушел в Чугуев?
– Ушел. Сразу, как передал наказ в осинник идти.
– Он пошел в крепость, а нам дорога в Сангу.
– Коли в бывшем селе сохранилось хоть несколько хат, городьба, то крымчаки выставят охранение в урочище, да дозоры по лесным тропам. Невольниками как щитом прикроются. Даже коли мы и сумеем подойти скрытно к Санге, то нам десятком не взять стан мурзы. Но вряд ли мы подойдем к нему скрытно.
