– Тогда кто ты?
– Я его помощник, сотник Адалет Карбулат.
– Зачем мурза отправил тебя разорять Марево, когда знал, что село стоит всего в трех верстах от крепости?
– Мурза Икрам ведал, что в Чугуеве и особая дружина из трех десятков стоит под твоим, Парфенов, началом, – усмехнулся Карбулат. – Правда, уже из двух, один ты отправил вместе со вторым воеводой в деревню Песчаную, где хорошо «погулял» с десятником Нугманом Менгой. Ваши люди не успели взять его в осиннике, и сейчас он недоступен для вас.
– Ошибаешься, – покачал головой Парфенов, – твой мурза допустил ошибку, слишком радуясь, что удалось взять много невольников, и в радости упустил одного мужика из осинника. Второй воевода нашел его, и беглец поведал, что твои соплеменники собирались укрыться в урочище Санга. Сейчас там наша дружина. А закончив с тобой, туда пойду я. И не будет там ни твоего Менги, ни бешеных его псов, а невольников освободим.
Карбулат такого явно не ожидал.
– Ты брешешь, рус!
– Откуда же я ведаю об урочище Санга?
Татарин задумался. Тряхнул головой, и это доставило ему боль, от которой он сморщился.
– Пусть так, но мурзу вам не взять. Его нет в Санге.
– Это мы ведаем. Посему хочу узнать у тебя, где он и что задумал с оставшимися десятками. И сколько было до нашествия у него людей точно?
– Ты наивен, как мой слуга Али. С чего я стану говорить тебе то, чего не следует?
– С того, что хочешь жить. Я много видел вас. Вы смелы в речах, да в бою, когда впятером нападаете на одного. А когда вам бьют морду, просите пощады. Ты не просишь, но это пока. Запросишь, только поздно будет, коли мои ратники отведут тебя в село и отдадут местным.
– А если скажу, что взамен дашь, княжич? Жизнь?
– Жизнь, пес, хотя ты и не должен жить.
– Но жизнь без свободы мне не нужна. Уж лучше смерть, чем полон.
– Я отпущу тебя, если ты поведаешь, где мурза Икрам и что он собирается делать. Но говорю сразу, отпущу после того, как возьму мурзу, а до того будешь сидеть в темнице крепостной. Там тебя никто не тронет, тому слово княжича русского.
Карбулат вновь задумался. Глазки его бегали, но иного выхода, как поведать все русскому воеводе, он не находил. Да и не было этого иного выхода.
– Яхши! Дай слово, что, как возьмешь мурзу, отпустишь меня. И не просто отпустишь, а сам выведешь в место, которое я назову. Дабы твои ратники не достали.
– Даю! Где мурза?
– Он недалеко. Ты бы дал команду своему ратнику развязать меня, а то члены затекли.
– Подыми его и ослабь узы, Игнат, – кивнул Терневу Парфенов. – Совсем не снимай, знаем мы их коварство.
– Слушаюсь, княжич! – Опричник поднял Карбулата, ослабил путы.
– Говори, – взглянул на татарина Парфенов.
Тот не успел открыть рот, как раздался шелест, и в горло пленному вонзилась стрела, пробившая его насквозь. Татарин захрипел, ртом пошла кровь, он рухнул на колени и завалился на бок.
Тернев толкнул княжича, и тот, упав в траву рядом с опричником, спросил:
– Кто стрелял?
– Не шуми, княжич, стрелу пустили из леса.
– Но там не должно быть татар.
– Кто знает, может, как раз там и ожидал мурза Икрам.
– Он бы не допустил разгрома полусотни своих псов.
– Ты прав, но стреляли оттуда. Кто-то очень не хотел, чтобы ты говорил с пленным.
– Да, в этом все дело. Напрасно мы подняли его.
– Все одно стрелок достал бы.
– Отпусти! – Парфенов поднялся, бросился к коню, вскочил в седло, обнажил саблю и поскакал к лесу.
Терневу ничего не оставалось, как последовать за воеводой. Ратник ждал еще одной стрелы или нескольких стрел, но лес молчал.
Врезавшись в кусты, княжич соскочил с коня, огляделся. Спешился и опричник.
– Противник стрелял отсюда, – проговорил княжич.
– Вот, воевода, место утоптанное, и далее у березы следы копыт коня. – Тернев прошел до мелкого куста и кивнул: – Отсюда стрелял неизвестный.
Парфенов осмотрел место, согласился:
– Да. Подножие склона холма, как на ладони, и дальность подходящая. Но кто стрелял?
– Кто? Татарин, посланный мурзой глядеть за тем, как этот Карбулат будет брать село.
– И точно просчитал, что помощник мурзы поднимется на холм, что его с нукерами попытаются взять, что будут держать его прямо напротив места, где залег стрелок, а тот ждать удобного случая, дабы прибить его? Нет, не мог мурза просчитать, что будет делать Карбулат.
– А может, все случайно вышло.
– Случайно?
– Ну да, татарин, посланный мурзой, должен был только смотреть за разорением села, а получилось, на него вышли мы и Карбулат.
– Глянь, куда уходят следы коня, – велел опричнику Парфенов.
Ратник бродил по лесу недолго, вернулся какой-то озадаченный.
– Что, Игнат?
– Ну, перво-наперво, следы. Подковы коня. Такие куют в кузне Чугуева, кузнец свою метку ставит. У татар таких подков быть не могло. Второе, следы поначалу уходят в глубь леса, потом сворачивают в сторону крепости. Опять-таки татарин в Чугуев не пошел бы.
– Это понятно. Значит, что, Игнат?
– Карбулата прибил кто-то из наших.
– Чтобы он не мог говорить со мной.
– Наверное.
– Бордак передал, что мурзу Икрама в осиннике также предупредил русский, и скорее всего он из Чугуева. Поэтому Михайло приказал идти в урочище Санга. Только пошел ли сам туда? О том прознаем, главное, у Икрама в Чугуеве есть человек, который сообщает ему о намерениях наших дружин. И это худо, Игнат!
– Похоже, княжич, предатель ведает о делах воеводы. Значится, близкий к нему человек. Но как он просчитал, что Карбулат будет на холме, а потом пойдет к лесу и именно тем путем, каким шел?
– А вот это узнаем, когда изменник будет у нас в руках. Но покуда не до него, треба идти к Бордаку.
– Что с этим? – кивнул ратник на тело Карбулата.
– Пусть вороны клюют. За чем пришел на землю нашу, то и получил.
– Не по-людски, Василий Игнатьевич.
– Ты это насчет Карбулата молвил, я верно понял? Его похоронить по-людски треба? – удивленно посмотрел на Тернова Парфенов.
– Да.
– Его, который разорял наши села, насиловал баб, детей, убивал стариков, рубил младенцев, а выживших продавал, как скот?!
– Мы не должны становиться такими, как они.
– Ну, Игнат, удивил. Не беспокойся. Сельчане не станут терпеть вонь, когда трупы начнут гнить, захоронят. Сейчас в Марево, собираем дружину, и в Чугуев, оттуда в осинник между Песчаной и Радным, понял?
