Во дворе начальствовал ключник боярина Глеб Андреевич Грибов. Он показал гонцу мурзы комнатенку, где кроме широкой лавки да рогожи ничего не было. Да большего и не требовалось. Приспособившись на лавке, Дуб тут же уснул.
Разбудили его, когда солнце уже поднялось над лесом.
Челядь направилась в домовую церковь молиться. Дуб пошел туда же. После была трапеза, и, наконец, обоз вышел из подворья боярина, ворота закрылись.
Стража спокойно выпустила Молчанова с людьми. Ратники пожелали обозным счастливого пути, да не попасть под татар, и обоз пошел в сторону Новгород-Северского.
Когда крепостные стены и купол крепостного храма скрылись из виду, Дуб подъехал к боярину:
– Ухожу я, Флор Юрьевич.
– Скажи, Дуб, много ли серебра своровал?
– Да ты что, боярин? – изобразил негодование изменник. – Меж нами же уговор был! И я чужого не беру.
– Это смотря что считать чужим, а что своим. Но ладно, не обижайся, езжай, надеюсь, боле не встретимся.
– Как Бог даст.
– Ну да!
– Мурзе ничего передать на словах не хочешь?
– Хочу, но вряд ли это ему понравится. А мне его злоба безмерная ни к чему.
– Уразумел. Давай, барин, удачи!
– Тебе также. Голову, Дуб, береги.
– О себе думай.
Гонец мурзы развернул коня и погнал его на юг.
Он объявился в стане татар до того, как солнце встало в зенит, значит, до обеденной молитвы Зухр. Его тут же провели к мурзе.
В шатре Икрам находился вместе с десятниками Батыром Азанчой и Давлетом Тогуром.
– Говори, Дуб, привез грамоту? – с ходу спросил он.
– Привез, господин.
– Давай сюда.
Дуб передал свиток.
Икрам прочитал и довольно ухмыльнулся:
– Это то, что надо. Сделал свое дело боярин.
– Сделал, господин.
– Куда направился наш Флор Юрьевич?
– В Литву.
– Какой дорогой?
– Да так не объяснишь.
– Показать сможешь?
– Ты желаешь вернуть себе то, что отдал ему?
– Не только. Что боярину в Литве делать? Ему надобно в Крым. И ему, и его людям. На невольничий рынок в Кафу. Там боярину самое место.
– Может быть, ты и меня продашь в рабство? – вздрогнул от страшной мысли Дуб.
– Тебя – нет, Сидор, ты мне еще пригодишься. А вот Молчанов – другое дело. Зачем его отпускать, когда на нем можно неплохо заработать. Выкупать предателя царь русский не станет. Но кто из торговцев невольниками узнает, что боярин – предатель? Возьмут за хорошую цену. Посему, как разорим село, два десятка Тогура погонят невольников к Перекопу по дороге, не ведомой воеводе Верейскому. А Батыр Азанча двинется за обозом боярина. С ним поедешь и ты, Сидор. Место встречи определим позже. А сейчас, Дуб, переодевайся в одежу ратника городской стражи и, обойдя лесом село так, чтобы зайти от Чугуева, иди к воеводам московским. И знай, Сидор, за селом мои люди смотрят очень внимательно.
– Пошто об этом предупреждаешь, господин? Разве мне есть дорога в обрат?
– Дороги в обрат к своим русам у тебя нет, а предупреждаю, чтобы слабину не дал, а вел себя, как и должно гонцу крепостного воеводы.
– Мог и не предупреждать.
– Ступай, Дуб, до молитвы ты должен покинуть стан.
– Слушаюсь, господин!
Изменник направился к себе переодеться. К себе, это в один из подвалов развалин, оборудованных для временного жилья. В таких подвалах ютилось большинство крымчаков из последних десятков мурзы Икрама.
После утренней трапезы в селе Радном к Парфенову прибежал отрок:
– Княжич, дозволь слово молвить?
– Ты кто такой? – улыбнулся воевода.
– Сын Николы Бухтина, Митяй, – смахнув соплю, гордо заявил паренек лет десяти.
– И что тебе треба, Митяй?
– Отец, он смотрел на околице за дорогой от Белой Балки, а значится, и от Чугуева, послал сообщить тебе, что к селу едет конный всадник. Батька спрашивает, чего делать? У него лук со стрелами есть.
Парфенов взглянул на Бордака:
– Клюнули татары, Михайло?
– Похоже на то.
– Ты, Митяй, беги к отцу и передай мой наказ, – сказал отроку княжич. – Всадника остановить, спросить, пошто тут. Коли скажет, что гонец от воеводы Чугуева, поинтересоваться, кто в крепости начальствует. Коли ответит верно – князь Верейский Петр Петрович, то пропустить, объяснив, где я.
– А где ты будешь?
– Да вот тут у храма и буду.
– Понял!
– Беги, Митяй, отцу и тебе благодарность.
Отрок шмыгнул носом, видать, простудился, местная детвора и подростки до сих пор купались в реке, и все им было нипочем, Митька же простудился. Но ничто, пройдет.
Парфенов кликнул старосту села Торбу.
– Да, воевода? – подошел тот к нему.
– К нам гость от мурзы Икрама, под видом гонца чугуевского воеводы. Крикни народу, чтобы повседневными делами занимались, лишних с улицы убери, наблюдателя со звонницы также, и подбери мне двух смышленых мужиков, лучше охотников, что умеют по лесу без шума ходить.
– Сделаю, а потом?
– Жди в доме.
– Понял, – кивнул староста и ушел.
Вскоре показался всадник, который ехал по улице села за отроком Митяем. Тот, гордо подняв голову, вышагивал мерно, не торопясь и даже пыль не поднимая босыми ногами.
Бордак всмотрелся в лик гонца. Обычный русский человек, в одеянии ратника. Сабля в ножнах, засунутых за пояс. Пошто переметнулся к татарам? Пошто родину свою и народ предал? То узнаем.
Отрок подвел всадника, доложился, обращаясь к Парфенову:
– Гонец от князя Верейского, княжич.
– Добре, хлопец, иди в обрат. А ты, – кивнул он всаднику, – слезай, показывай грамоту воеводскую и говори, что наказал передать князь Верейский.
Отрок убежал, гонец соскочил с коня. Достал из-за пазухи свиток, протянул Парфенову. Княжич взял, раскрыл, прочитал, посмотрел печать, протянул Бордаку. Михайло тоже посмотрел и, возвращая грамоту, сказал:
– Настоящая.
– Ну, говори, – велел княжич.
– Петр Петрович вельми просил вас, воеводы московские, во исполнение поручения Государя всея Руси немедленно прибыть в крепость.
– А с чем то связано, воевода молвил?
– Да, конечно. Сторожа, которых князь выслал в леса и поля после нападения татар на село Марево, нашли стан мурзы Икрама.
