– Мы, значится, будем показывать, будто дружина наша пошла дальше, а она вернется встречать мурзу, – усмехнулся Верга.
– Истинно так, Федор.
– А изменник?
– С ним разберемся. Давайте, опричники, действуйте!
Отпустив ратников особой дружины, Бордак подъехал к Парфенову, возле которого уже стоял Дуб в сопровождении Ивана Пестова.
– Что случилось, княжич? – спросил Сидор, и в голосе его зазвучала дрожь. Страх оказался сильнее выдержки.
– Что, случилось собака, спрашиваешь? – сощурив глаза, ответил Парфенов. – А то, что попался ты, подлый предатель!
Дуб дернулся, хотел отвернуть коня и вдариться в бега, но его сбил кулаком наземь Бордак. Предатель упал в пожухлую траву. Соскочили с коней и княжич с Бордаком. Пестов остался в седле, подхватил коня изменника.
Парфенов вытащил из ножен саблю, поставил сапог на грудь Дуба, острие сабли приставил к горлу:
– Пошто, пес, своих предал?
– Ты… ты… воевода… ошибаешься, – залепетал Сидор.
– Это ты, пес, ошибаешься, думая, что мы поверили тебе. Нам ведомо, что за селом смотрят люди мурзы. Он, кстати, сразу после нас зашел в Сангу или опосля?
– Я ничего не знаю… меня послал князь Верейский.
– На что ты надеялся, – спросил Бордак, – сбежать по пути? Не выйдет, потому как мы свяжем тебя, заберем коня, и дружина вернется к селу, чтобы достойно встретить мурзу с его десятками. Сам того не ведая, Икрам загонит основное свое войско в засаду. И крымчакам не уйти от мести праведной. Что ты будешь говорить перед князем Верейским?
Дуб понял, что на этот раз ему не вывернуться, московские воеводы переиграли мурзу, и подумал о мошне, спрятанной в потайном месте. Воспоминание родило надежу:
– Я все скажу, воеводы, всю правду, как на духу, тока одного прошу, окажите милость, отпустите опосля. Я у мурзы не по доброй воле, в полон попал, когда бился с татарами. Арканом сняли с коня, били потом. И в разорении сел и деревень русских я не участвовал. То любой, даже жители Песчаной подтвердят. Потому как использовал меня мурза лишь как гонца от разных вельмож.
– То решать князю, но коли поможешь взять мурзу, то тебе зачтется, мы замолвим слово.
– Благодарствую!
– Кто в Чугуеве связан с мурзой?
– Боярин Молчанов Флор Юрьевич, это он сделал грамоту, за шестьсот рублей, которые я передал ему от мурзы.
– Как же так не осторожно? Ведь о поддельной грамоте воевода Чугуева прознал бы, даже если замысел мурзы удался бы?! И тогда погорел бы боярин.
– Да, он ведал о том, потому, сказав князю, что едет в Новгород-Северский, сам с семьей и челядью утром подался на Литву.
– Хитрец, боярин! Понимал, что ему грозит. Ну да ладно, им заниматься след воеводе Чугуева, нам треба биться с десятками мурзы. Сколько их ныне у Икрама?
– Три. Один десяток личных нукеров, во главе с десятником Батыром Азанчой, и два десятка конных, которыми командует десятник Давлет Тогур. Боле людей у мурзы не осталось.
– Он в урочище Санга?
– Пока, мыслю, да. За селом смотрели его люди. Как только дружина отошла, то один наверняка поспешил сообщить об этом мурзе. Может быть, что Икрам уже подводит десятки. Ему треба поспешить, потому как наблюдатели сообщили о том, что вы взяли с собой меня. Обман с грамотой в Чугуеве вскрылся бы, и князь послал бы дружину и еще ратников в обрат к селу. Посему у мурзы не так много времени на захват ясыря в Радном и отхода в безопасное место.
– И где это место? – спросил Бордак.
– Клянусь, не ведаю, я же всего лишь гонец, мелкая сошка.
– Значит, что получается, – проговорил Парфенов, – мы в десяти верстах от села. Наблюдателю мурзы треба пройти до Санги около тридцати верст, напрямую меньше, но все одно, это время. До полудня он будет в урочище. Мурза сразу двинет десятки на Радное и выйдет к селу после обеденной трапезы. Мы же в то время должны были дойти до Чугуева, разобраться с обманом и двинуться в обрат. У мурзы преимущество часа в два. Могло быть, коли замысел его удался бы.
– Так-то оно так, – сказал Дуб, – если мурза уже не подвел десятки к опушке леса. А он мог то сделать.
– Тогда нам нельзя медлить, – проговорил княжич и приказал Пестову: – Этого связать, приторочить к коню и держать при себе, понял, Иван?
– Понял, княжич.
– И глаз с него не спускать!
– А как же сеча? Мне в стороне оставаться не можно.
– В селе местному передашь. Кому? Там определимся. Забирай изменника.
Передав Дуба, Парфенов отдал команду на выход дружины к реке.
Пошли по берегу. На дорогу вышли двое ратников, поднимавших пыль. Десять верст в обрат преодолели быстро. Но в село дружина не пошла, встала в боковой кустистой балке. И только Парфенов с Бордаком скрытно пробрались в Радное. Вышли со стороны реки, прошли к дому старосты под удивленные взгляды редких сельчан. Матвей Торба сидел в светлице, погруженный в мысли. Очнулся, когда услышал знакомые голоса в сенях, и кинулся к двери:
– Наконец-то! Без вас стало боязно.
– Ты чего, Матвей? Знал же, что вернемся, – дружески ударил его по плечу Бордак.
– А вдруг что случилось бы? Тут сигнал от охотников был. Нашли они место крымчаков-наблюдателей. А еще прознали, что один из них быстро пошел к Санге.
– У нас мало времени, други, тебе, Матвей, – взглянул на старосту Михайло, – надобно дать мне человека, который поможет найти наших охотников. Как то сделать, ведаешь?
– Если только Кольку, сына Гната, отрядить, он отца где хочешь найдет.
– И велик ли возрастом этот Колька?
– Не, отрок еще, но шустрый, спасу нет. Первый среди ребятни разорять сады, яблоки воровать.
– Своих не хватает?
– Так ведь мальцы, бывало, сам лазал по чужим садам, хотя в своем всего полно было.
– Ну, давай Кольку!
Староста крикнул своего сына, что был лучником в небольшом, человек шесть, отряде стрелков и велел привести Кольку Лапина.
Отрока доставили быстро. Он в растерянности встал перед московскими вельможами и старостой и обратился к Торбе:
– Чего звал-то, дядька Матвей? Коли кто и лазал ночью по садам, то не я. Да и яблок уже не осталось, тока зимние, поздние, они твердые, не люблю таких.
– Не галди! Я тебя по другому делу вызвал.
– Слухаю, – почти как взрослый ответил отрок.
– Как отца найти, ведаешь?
– А чего не ведать-то? В леса вместе ходили, договаривались, как отыскивать друг друга, коли заплутаем.
– Надо вот боярина московского к Гнату отвести.
– Боярина? – Отрок с какой-то боязнью посмотрел на Бордака.
