Барбашин послюнявил палец, поднял его вверх и проговорил:
– Ветерок с востока, значит, зайдем в обход версты в две с запада. Подойдем к засеке, аккуратно перейдем ее, оттуда нас ждать не будут. Сразу же шатер можно захватить басурманских начальников и обойти елань. По постам решай сам, воевода.
– Это решим. Значит, на запад?
– Да, поначалу в обрат к малому лесу и уже оттуда к большому, дабы дозорные не заметили.
Бордак подал команду, опричники двинулись назад.
– А ты, Василь, ступай до дому, да не говори никому о делах наших, – предупредил проводника Михайло.
– Как же мне до дому? С запада есть болотистые участки, на углу леса, и до засеки не пройдете.
– Но у меня нет лишнего коня.
– Я на своем. Конечно, не скакун, как у вас, но дойдет и до Москвы.
– Ладно, двинулись.
К рассвету зашли в большой лес, спустя короткое время Барбашин остановил головной десяток Рубача, обратился к Бордаку:
– Все, боярин, засека в саженях тридцати, коней след оставить здесь под охраной, на морды мешки. Дале пехом.
Парфенов распорядился, и команда пошла по дружине.
– Ты, Василий, направь десяток Огнева и Грудина в охват елани, их людям след сразу побить охрану на постах, – сказал Бордак Парфенову.
– Поначалу надо через засеку пройти.
– Пройдешь, если осторожно, там особо никаких хитростей нет, лишь бы не налететь на заостренные колья, да не провалиться в ямы. Их видно, коли присмотреться.
– Ладно, пройдем, а чего мне делать?
– Отправь десятки и ко мне. Пойдем прямиком с десятком Рубача на шатер. След басурман, что там укрылись, живыми взять.
– Добро!
Вскоре перебрались через засеку, десятки обошли елань и закончили окружение, тихо порезав татар на постах. Очень кстати пошел дождь, и из шалашей вышли только трое, их место заняли те, что спали на воздухе. Соорудили навес, развели костер из заранее подготовленных дров и хвороста. Остальные остались в шалашах.
Барбашин провел десяток Рубача к шатру. Кони на елани забеспокоились, но мало ли что могло взволновать их, зверья в лесу много разного.
Странно, в лесу, который поливал дождь, прозвучала трель соловья. Десятки приняли сигнал и тут же навалились на лагерь крымчаков.
Находившиеся в шалашах басурмане и понять ничего не успели, как шалаши завалились, и они оказались перед опричниками дружины. Те рубили их остервенело и молча. И только у шатра сумели выскочить на елань пятеро басурман, с ними вступили в бой ратники Рубача. Численное преимущество и превосходство в мастерстве сыграли свою роль. Крымчаков порубили быстро.
А Бордак с Парфеновым ворвались в шатер.
Там на кошме, положенной на лапы сосен, возлежали двое татар.
Один вскочил, схватился за саблю и тут же рухнул на кошму с разрубленной головой.
Второй сплюнул на постель и сел, поджав под себя ноги.
Княжич забрал оружие, что находилось рядом с лежанкой басурман, а Бордак крикнул по-татарски:
– Встать, собака!
Крымчак поднял голову, посмотрел на него, поднялся, сказал:
– Дозволь одеться.
– Одевайся!
Крымчак натянул на себя штаны, надел сапоги, рубаху, кафтан, подпоясался поясом.
– Боярин! Порубили татар. Всех! Проверили, – донеслось до шатра.
– Слыхал? – кивнул крымчаку Бордак.
– Слыхал. Далее что делать будешь? Коли решил убить, убивай, не тяни время!
– Не торопись. Кто ты?
– А какая теперь разница?
– Отвечать, пес! – врезал рукоятью сабли татарину в ухо Парфенов.
– Я – сотник рати мурзы Бакира из Бахчисарая, это, – указал тот на тело, – десятник Раиль, а вы кто?
– То тебе знать не треба. Где еще один десяток, или вас тут у Мурома более?
– Нет, только три десятка. Третий, Вахида, вчера пошел в обрат.
– Пошто так?
– С Вахидом был помощник мурзы, Азхар, он встречался с русским вельможей.
Бордак и Парфенов переглянулись:
– С каким еще русским вельможей?
– То не ведаю. Знаю лишь, что знатный и не из этих мест, он приплывал сюда на струге. Азхар, видно, узнал, что надо передать мурзе, и пошел к Перекопу.
– А ты чего задержался?
– Бабы тут слишком пригожие и статные, белье на пруд приходят стирать. Хотел в полон взять. Особенно одна там красива.
– Баб просто так взять не получилось бы. Пришлось бы и детишек рубить или брать. Или намеревался все село разорить и спалить?
– То как пошло бы. Теперь об этом чего говорить?
– Да, – проговорил Парфенов, – не видать тебе, сотник, баб русских и молодухи красной да пригожей.
– Я их много имел, печалиться не о чем.
Парфенов схватился за саблю, но Бордак остановил его:
– Погоди, княжич! – и повернулся к сотнику: – Какой дорогой пошел десяток помощника мурзы?
– Прямой, – неожиданно рассмеялся крымчак.
– Прямой, молвишь? – посуровел Бордак. – Тебе тоже предстоит дорога прямая… на небеса.
Он кивнул Парфенову, и тот рубанул сотника. Тот завалился рядом с десятником.
Воеводы вышли из шатра.
Вся дружина собралась на елани, покидали тела татар холмом в стороне. Собрали, хоть могли и не делать этого.
– А почто начальников крымчан живыми брать не стали? – подходя к воеводам, спросил Барбашин:
– Это мелкая рыба, толку никакого.
– Порубили?
– А что, отпускать надо было?
– Не-е, рубить их треба, проклятых!
– Вот и порубили.
– Сейчас на село?
– Задержимся на день отдыха или сразу же тронемся в обратный путь? – взглянул на княжича Михайло.
– Да можно и отдохнуть, заодно и посмотреть село, мало ли чего болтал сотник.
– Добро, останемся до завтрашнего утра.
На селе опричников встречали уже без боязни, с радостью. Крестьяне бросились выставлять столы на главную улицу, ставили на них разные разносолы. Староста вещал о том, как доблестная московская дружина порубила полусотню татар. Когда Коростыль назвал полусотню, Бордак и Парфенов с удивлением взглянули на него – откуда взял Коростыль эту полусотню, когда дружина побила всего два десятка. Но спорить не стали, полусотня так полусотня.
Выкатили бочки с вином. Все выпили, а после веселья каждая семья почла за честь позвать к себе ратников ночевать. Разошлись по избам. Однако охранение выставили, в том слабость проявлять нельзя.
