Курбан объявился в понедельник утром. Въехал на подворье Ризвана спустя час после утреннего намаза. Во дворе спешился, потянулся. Для него ночь выдалась тяжелой.
– Салам, Курбан! – подошел к нему Бордак.
– Салам, Михайло!
– Коли ты появился, то сие означает, что и мурза в городе?
– Да, ночью приехали. Я спал всего два часа.
– Ничего, выспишься. Что просил передать мурза?
– Чтобы ты под видом литовского купца приехал к нему после предвечерней молитвы.
– Есть что-то важное?
– О том мурза мне не докладывает, – пожал плечами Курбан.
В это время во двор вышли Алена и ее сын. Сейчас они выглядели гораздо лучше, чем на невольничьем рынке. Да это и понятно, свобода преображает человека.
Курбан подмигнул Бордаку:
– Ставлю сотню акче, что ты положил глаз на выкупленную невольницу…
– Можешь сразу выложить деньги, – прервал татарина Бордак.
– А что? Не так?
– Не так!
– Не верю. Ты один, она одна, всем тебе обязанная, сын еще мал, чтобы что-то понимать в этих делах. И вы не милуетесь тайком?
– Нет. Так что давай мои деньги.
– А ты докажи, что не милуетесь.
– Как?
– Не можешь? Значит, спор не выиграл. Но и не проиграл. Никто никому ничего не должен.
– Ну, и хитер же ты, Курбан!
– А как иначе прожить? Простые да бесхитростные, слабые, доверчивые – все в кандалах на рынке невольников, а хитрые, коварные продают и покупают их. – Курбан вдруг улыбнулся и добавил: – Хотя ты тоже хитрый. Купил же себе рабыню с маленьким рабом. – Но тут же отступил в сторону, чтобы не попасть под увесистый кулак «литовского торговца». – Шутка, Михайло, шутка! Значит, после предвечерней молитвы в доме мурзы. Поехал я. Спать хочу, сил нет.
– Спокойного тебе сна.
– Угу!
Курбан вскочил на коня и скрылся в улочках Кафы.
А к Бордаку поспешила взволнованная Алена.
– Извини, Михайло, татарин, что приезжал, говорил обо мне?
– Нет.
– Но он так смотрел на нас с Петей, что я подумала…
– Ты испугалась, что он хочет купить вас?
– Да, извини, но здесь я чувствую себя товаром. Как ни пытаюсь отогнать это чувство, не получается.
– Это объяснимо, Алена, но поверь мне, ты в безопасности, как и твой сын, а приезжал не торговец, это наш друг.
– Здесь, в Кафе, и друг? – удивилась она.
– Не все местные одобряют работорговлю и не все стоят за хана. Но тебе об этом знать не след, занимайся своими делами.
– Тогда я пойду помогу Ираде.
– Да, но и за сыном смотри, чтобы на улицу не выскочил. Вот это не безопасно.
– Он всегда при мне.
– Ну и хорошо.
Со стороны сада появился Осип Тугай из окружения русского посла в ханстве, окольничего Афанасия Федоровича Нагого. Он поприветствовал Бордака, и они присели на небольшой топчан, где после трапез отдыхал хозяин усадьбы. Устроившись вдали от посторонних глаз, Тугай спросил:
– Что с мурзой, Михайло?
– Он вернулся, через Курбана передал, что Азат будет ждать меня у себя дома после предвечернего намаза.
– Значит, у него есть новости для нас.
– Иначе не приглашал бы, передал бы через Курбана, что ничего нет, и все.
– Интересно, что за новости.
– Узнаем.
– А ты уверен, Михайло, что мурза Азат не водит нас за нос?
– Считаешь, он ведет двойную игру?
– Так считает, вернее, допускает Афанасий Федорович.
– Кто его знает, Осип, – пожал плечами Бордак. – Но до сих пор мы получали от него достоверные данные.
– Все так, но ты знаешь этих басурман. Сегодня он показывает, что друг, а завтра окажется злостным врагом. У них это просто.
– А что, Осип, мы можем изменить? Другого вельможи, что встал бы на нашу сторону, нет.
– Сколько он запросил за свою работу?
– Десять тысяч акче.
– Не сказать, что и много.
– Немного?! За эти деньги можно два десятка хороших коней купить!
– Да, но выкупить только одного невольника.
– Это так, но купить на рынке не менее четырех десятков можно. Я заплатил еще до отъезда мурзы в Бахчисарай, у меня осталось всего пятнадцать тысяч.
– Афанасий Федорович пополнит твою казну, – улыбнулся Тугай.
– Когда?
– Слушай сюда. Окольничий уехал с утра в Сююр-Таш, где подворье послов, в нашу усадьбу. Как только поговоришь с Азатом, вернись сюда и уже отсюда задами выезжай в аул. Там тебя встретит Нагой.
– А пошто он подался в Сююр-Таш? У нас и здесь посольское подворье есть.
– Ну, этого не знаю. Думаю, у него там встреча с каким-нибудь иноземцем. Сам ведаешь, ныне, когда Иван Васильевич покорил Ливонию, во многих государствах суета началась.
– Ладно. В Сююр-Таш так в Сююр-Таш, – вздохнул Бордак. – Далековато, сто тридцать верст с лишним по горячей степи.
– Туда дорога есть.
– Где полно глаз и ушей хана.
– Тоже верно.
– Ты сам в ауле будешь?
– Должен, но это как Афанасий Федорович решит.
– Еще не решил?
– Гонца от него не было. Может, будет, как вернусь на подворье. А что? Я тебе нужен?
– Возможно, будешь нужен.
– Разберемся, Михайло. Помогу, коли что. Так, я все передал, поехал.
– А пошто задами-то? Место здесь глухое. Соседи особо не интересуются жизнью друг друга.
– Как велено, так и делаю.
– Ну, тогда удачи, Осип!
– Увидимся. Привет от меня Ризвану.
– Передам. Проводить?
– Не надо. Да и конь недалеко. Давай, Михайло!
– Давай!
Помощник русского посла в Крымском ханстве ушел через сад к задам города.
Вскоре Бордак услышал удаляющийся топот копыт коня Осипа. Тот рысью повел скакуна в центр.
День прошел незаметно.
Как только тени от предметов стали становиться больше самих предметов, Бордак оделся в костюм литовского торговца, оседлал коня и поехал к крепости.
Во дворе мурзы его встретил Курбан.
– Ты вовремя. Как раз господин только покушал.
– А я думал, он угостит меня ужином, – улыбнулся Бордак.