– Тихон!
– Тут я, князь!
– Гостей наших дорогих в мою баню, и проверь в поварне, дабы трапезу приготовили. Подать кушанья и вино в горницу моего дома.
– Слушаюсь! – ответил Тихон и поклонился Бордаку и Парфенову: – Прошу идти за мной, воеводы!
После бани, где попарились на славу, Бордак с Парфеновым прошли в большую горницу дома тульского воеводы. На столах уже стояли разные кушанья, баранина отварная, жареная, уха тройная, рыба копченая, пироги с множеством начинок, соленья, посреди – кубок, чаши.
На правах хозяина тульский воевода разлил водку, поднялся:
– За государя нашего, Ивана Васильевича!
Выпили, принялись за закуску.
– За хозяина дома сего, князя Голицына Ивана Юрьевича! – произнес второй тост Бордак.
Потом пили за гостей, за здоровье.
Наконец захмелели, насытились.
Князь тульский повелел убрать все со стола. Появились бабы, быстро сполнили наказ, протерли стол, накрыв свежей белой скатертью.
– А Корчага до пыток сознался в убийстве, – заговорил Голицын. – Девка, что привезли, все видела, она и выдала любовника своего. Ну, тому ничего не оставалось, как признать вину и поведать, как и пошто он пошел на смертоубийство.
– И пошто? – спросил Парфенов.
– Да Лидка во всем виновата. Вскружила голову ремесленнику, а тот с нею миловаться при живой жене не мог, как ни хотелось. Супружница же, покойница Клавдия, прознала про чувства мужа и девки и затребовала гнать ее со двора, потому как негоже это, да и понесла она, скоро ребенку родиться. И тогда Корчага решился на грех смертный. Ночью удавил жену, замотал в холст, обвязал, на телеге под изделиями своими вывез в лес, где и закопал. А вернувшись, заявил, будто Клавдия сбежала с калужским торговцем. Теперь суд чинить будем.
– За смертоубийство расплата одна – смерть, – вздохнул Михайло.
– Так и будет, – кивнул князь. – А вот что суд по девке решит, не ведаю. Корчага заявил, что Лидка помогала ему, за вечерней трапезой подала квас, в который подлила отвару сонного, дабы любовник удавил спокойно. А потом и заворачивать, и выносить тоже помогала. Девка, понятно, все отрицает.
– Следствие разберется. Ты нам, Иван Юрьевич, поведай лучше, спокойно ли на дорогах земель южных?
– Да вроде до Орла спокойно. Сторожи, что охраняют засеки, татар замечали, было дело, но числом малым, до десятка. Таковыми они почитай всегда по землям нашим шарились. Где отгоняли, а где крымчаки сами уходили. Но нападений на деревни и села с прошлой осени не было.
– А что было прошлой осенью? – спросил Парфенов.
– Это у Мценска, на деревню в октябре месяце налетела сотня татар. Окружила, зажженными стрелами подожгла дома. Мужики на татар, да те сильнее. В общем, побили мужиков немногих, остальных вместе с бабами, девицами, отроками, детьми в полон погнали. Стариков немощных, младенцев, по обычаю своему варварскому, забили. Но до Перекопа крымчаки не дошли. Налетели на сторожей из Рыльска, те подняли станицу, да в истоках Оки и порубали татар. С той поры ничего подобного не было.
– Постоялые дворы не позакрывались?
– Нет. Стоят.
– Нам до Мценска около ста тридцати верст пути – это два дневных перехода. Где посоветуешь встать на постой? Дальше-то мы дорогу ведаем, как и дворы, были в Чугуеве.
Князь, подумав, ответил:
– В семидесяти, может, чуть менее, может, чуть более верстах по дороге будет село Куватово, вотчина князя московского. Там два постоялых двора, до села один и после. Первый малый, там твоим десяткам и без других постояльцев не разместиться, а вот за селом двор большой. Но можно часть ратников и по хатам поселить на ночь. За алтын любая семья в землянки уйдет, оставив хату ратникам.
– Значится, село Куватово?
– Да.
Бордак достал карту, развернул, сделал отметку на ней, спросил у Голицына:
– Как насчет людей лихих? Балуют?
– Тут поутихли, молвят, шайки, что были, подались на юга.
– Понятно. Ну что ж, пора и на отдых?
– Я, Михайло, пойду, погляжу, как наши воины на осадных дворах устроились, и приду, – поднявшись, произнес Парфенов.
– Ступай, Василь!
Помощник воеводы ушел, а Бордака Голицын провел в его опочивальню.
– Вот твоя постель, боярин, устраивает?
– Да уж велика слишком. А где намерен княжича положить?
– Тут рядом, по соседству.
– То не треба, пусть в этой комнате поставят вторую большую лавку.
– Так чего тесниться, места-то хватает!
– Вдвоем, князь, веселее.
– Чего веселее? Спать? – рассмеялся Голицын.
– И спать тако же, – серьезно ответил Бордак и рассмеялся вслед за князем.
Просьбу Михайло сполнили, в опочивальне прислуга поставила еще лавку, накрыла матрасом широким, периной, застелила простыни, положила подушки, поверх легкие одеяла.
Пришел Парфенов, доложился:
– Все в порядке, Михайло, наши в большинстве уже спят, помылись, помолились, поели и на боковую. Удобно устроились.
– Ну и добре! Пойдем в нашу опочивальню.
Попрощавшись с Голицыным до утра, воеводы прошли в опочивальню.
Поговорили малость о разном. Разделись, легли.
Хмель и усталость сделали свое дело, вельможи уснули быстро и спали крепко, без сновидений.
Встали, как только забрезжила утренняя заря.
Приведя себя в порядок, Бордак отправил Парфенова будить ратников. То не пришлось делать, хорошо отдохнувшие опричники уже были не только на ногах, но и вывели из конюшни коней, возчики занимались повозками. После утренней молитвы и трапезы, приготовленной стряпухами ране обычного, сразу же после восхода солнца дружина выстроилась в походный порядок на дворе дома воеводы. Проводить дружину вышел князь Голицын.
– Ну что ж, Михайло Алексеевич и Василий Игнатьевич, – после взаимных приветствий обратился тульский воевода к Бордаку и Парфенову, – как говорится, доброй дороги! Коли есть надобность, дам проводника.
– Не надо, Иван Юрьевич, – отказался Бордак, – по карте доберемся до села Куватово, дале в Мценск.
– Я наказал передать станичным головам, что на юг пойдет московская дружина, так что заметите отряды – не волнуйтесь, это наши.
– Где наши, там могут оказаться и недруги, – проговорил Парфенов.
– Нет, – покачал головой Голицын, – в наших землях, даже если и есть малые отряды татар, то их десятники не решатся напасть на вашу дружину. Для них это смерть.
– Это так. Ну, всего доброго, князь!
Бордак подал команду, и помощник Голицына повел головной дозор, а за ним и всю дружину к шестигранной Крапивенской башне, через ворота которой лежала дорога на юг. Сопроводил ее до ворот башни и отстал. Дальше пошли одни.
