Как в кошмарном сне, он увидел, как эта тварь перевалила через пластик бахилы, и потом, уже по бетону, подползла к его правой руке, лежавшей на ступеньке. Рот его открылся, словно ему не хватало воздуха. Он застыл, с трудом удерживаясь от огромного искушения вскочить и удрать. Сердце стучало в груди с такой силой, что, казалось, вот-вот ее пробьет. Сервас судорожно выгнул шею и весь вспотел. Два крошечных, пугающе пристальных глаза на маленькой головке, казавшейся просто продолжением гибкого тела. Она проползла в нескольких сантиметрах от его руки и поползла дальше как ни в чем не бывало. Мартен следил за ней взглядом. А как только рептилия отползла примерно на метр, вскочил и бросился вниз.
– Там на лестнице змея! – крикнул он, ворвавшись в комнату.
Все лица повернулись к нему; среди них и Ланг, и Кати д’Юмьер, и Эсперандье.
– Как так? – спокойно спросил романист.
Сервас описал все до деталей, на какие был сейчас способен.
– Говорите, она переползла через ваш ботинок? Вам крупно повезло: вы только что избежали опасной встречи с самой ядовитой в мире змеей. Пустынный тайпан, австралийский эндемик
[20]. Они обычно очень пугливы…
Этот эпизод, казалось, не произвел на Ланга ни малейшего впечатления. А у Серваса до сих пор дрожали ноги.
– В каждом террариуме было по одной змее? – спросил он.
Ланг кивнул.
– И никому не пришло в голову пересчитать террариумы и проверить, сколько отловлено змей? – крикнул Мартен гораздо громче, и в его голосе послышались истерические нотки. – Ланг, сколько змей у вас там содержалось?
Писатель пристально посмотрел на него.
– Тринадцать, – ответил он. – Тайпан, черная мамба, кольчатый бонгар, синий крайт, королевская кобра, очковая змея, гремучая змея, копьеголовый ботропс, болотная гадюка, техасский гремучник, тигровая змея, гадюка Рассела и полосатый гремучник.
Сервас отвел в сторонку командира жандармов.
– Вы слышали? Разыщите мне Крокодила Данди и проверьте, сколько змей вы отловили. И поспешите!
Командир вышел быстрым шагом.
– И все змеи очень ядовиты?
– Все… Яд этих змей содержит нейротоксины, поражающие нервную систему. Многие из них еще и гемотоксичны, то есть вызывают коагулопатию, сиречь сбои в системе свертывания крови, а как следствие – кровотечения из всех отверстий тела. Чтобы вы имели представление о размере опасности: яду черной мамбы требуется от двадцати минут до часа, чтобы убить человека. Яд крайта в пятнадцать раз сильнее яда кобры, а яд пустынного тайпана, с которым вам так повезло, в сто раз сильнее яда королевской кобры. Я уже говорил, что это самая ядовитая змея в мире. Известно, что ее укус содержит достаточно яда, чтобы погубить сто взрослых человек или двести пятьдесят тысяч мышей. Водится она по преимуществу в засушливых районах в центре Восточной Австралии. Известно, что ее яд убивает за несколько минут.
Сервас догадался, что в других обстоятельствах Ланг наслаждался бы леденящими кровь рассказами, но этой ночью он ограничился перечислением случаев с менее трагическим исходом, и лицо его выражало ни с чем не сравнимую муку и, возможно, изрядную долю вины.
– Разве некоторые из ваших рептилий не подпадают под Вашингтонскую конвенцию? – спросил он Ланга.
Писатель осторожно взглянул на него, но от ответа воздержался. Сервас направился в угол гостиной.
– Идите сюда. Давайте поговорим здесь. Будем надеяться, что больше неприятных встреч не последует.
– Эти животные очень пугливы, – не унимался Ланг, – так что большого риска нет.
– Вы полагаете? По всей очевидности, это далеко не так…
Сервас чуть не прибавил «глядя на вашу жену», но вовремя сдержался, посмотрев на опечаленное лицо овдовевшего писателя.
– Сочувствую, мне очень жаль, – прибавил он. – Давайте присядем.
Ланг уселся напротив него на канапе, подошедший Эсперандье устроился рядом с Сервасом.
– Ничего не понимаю, – пробормотал писатель, качая головой. – Эти животные кусают только в том случае, если чувствуют угрозу.
Вид у него был потрясенный. Сервас не узнавал в нем того вызывающе высокомерного, уверенного в себе человека, с которым был когда-то знаком. Сейчас романист был ошеломлен и, похоже, абсолютно искренне страдал.
– Давно вы женаты?
– Пять лет.
– Расскажите мне, пожалуйста, что произошло.
– Я уже все рассказал…
– Я знаю, – сказал Мартен и слегка развел руками, словно извиняясь. – Но мы должны услышать это из ваших уст.
Взгляд Ланга перебегал с одного на другого, потом остановился на Сервасе.
– Значит, расследование будете вести вы оба?
– Да.
Ланг покачал головой, явно дольше, чем необходимо, задержав взгляд на Сервасе, и начал рассказывать тем бесстрастным тоном, каким обычно люди повторяют то, что уже много раз говорили. Он услышал какой-то звук – возможно, это был звон разбитого окна – и спустился вниз. Там его неожиданно ударили сзади. Когда он очнулся, то прежде всего поднялся наверх проверить, всё ли в порядке с Амалией, но в постели ее не было. Он принялся ее искать, а потом увидел, что дверь в помещение, где находились террариумы, открыта…
– Обычно эта дверь закрыта?
– Да. И заперта.
– Вы не проверяли, может быть, что-то украдено? – спросил Эсперандье.
– Не проверял.
– У вас есть система охраны?
– Нет. А зачем? У меня есть оружие.
– Какой тип оружия?
– Старая семизарядная «Астра». И разрешение есть.
– Хранится в железном ящике?
Он кивнул.
– В спальне, в стенном шкафу.
– Что еще там хранится?
– Украшения жены, наличные деньги, наши паспорта, пистолет…
– А есть еще что-нибудь, что можно было бы украсть?
– Дорогие часы…
– Где они хранятся?
– В ящике моего письменного стола.
– Вас не затруднит проверить?
Ланг встал. Вернулся минуты через три и сказал, снова усаживаясь на канапе:
– Он ничего не взял.
– Он… А что дает вам повод говорить, что он был один? – подал голос Эсперандье.
– Понятия не имею. Просто сказал, и всё.
– Господин Ланг, я должен задать вам несколько вопросов… скажем так… личного свойства, – начал Сервас.
На лицо писателя набежала тень, челюсти сжались, брови упрямо нахмурились, но он все же кивнул.
