– У меня была условлена встреча на парковке одной из торговых галерей, – ответил Мандель.
– Где точно?
Он назвал место.
– В ту же ночь?
– Да.
– В котором часу?
– В три…
Сервас в своем кресле сразу напрягся.
– Вы видели продавца?
– Нет.
– Объясните, почему, Реми…
– Он не выходил из машины.
– Какой марки машина?
– Красный «Ситроен четыре» с белой крышей.
– Номера вы запомнили?
– Да нет. С чего бы мне их запоминать?
– Но вы успели разглядеть?
– Машину?
– Водителя…
– Успел.
Сервас впился глазами в фаната.
– Очень худой, я бы так сказал… и… м-м-м… одет в черное… На нем были солнечные очки и каскетка… Это все, что я видел. Было темно.
Сервас обдумывал следующий вопрос.
– И как он передал вам рукопись?
– Из машины в машину. Он знаком велел мне опустить стекло со стороны пассажира, а сам опустил свое и бросил мне рукопись прямо через дверцу.
– Дальше?
– Я зажег свет и рассмотрел рукопись. Это была та же самая, что на фотографии, я узнал почерк Эрика Ланга на полях. Сомнений у меня не осталось.
– А потом?
– Я знаком показал, что всё в порядке. Он сдал назад и уехал.
– И всё?
– Всё.
– И вы поехали с рукописью прямо домой? Это так?
– Да.
– Какая у вас машина, Реми?
– «Сеат Ибица».
– В каком месте парковки вы стояли? – Сервас помнил, что в этом торговом центре было несколько въездов и несколько стоянок.
Мандель назвал хорошо известное место крупной торговой фирмы.
– У вас был с собой мобильник?
Мандель кивнул. Мартен посмотрел на Эсперандье и встал. Помощник тоже поднялся.
– Через пару минут едем в торговый центр проверять все камеры слежения, – сказал шеф группы, когда они вышли в коридор. – А Самире передай, чтобы выяснила, был ли мобильник Манделя в этом секторе между двумя тридцатью и тремя тридцатью в ту ночь.
Эсперандье кивнул и быстро ушел в свой кабинет. Сервас вернулся на свое место.
– Реми, вы помните дело тысяча девятьсот девяносто третьего года?
– Что?
– Тысяча девятьсот девяносто третьего года. Дело первопричастниц. Я видел у вас на стене вырезку из прессы. И это платье…
Фанат поднял глаза, и их взгляды встретились.
– Да?..
– Вы это помните?
– Да.
– Сколько лет вам было в девяносто третьем, Реми?
– Не знаю…
– Я помню, что написано у вас в идентификационной карте: двадцать шесть.
– Может быть.
Сервас почувствовал, как снова нарастает напряжение. У Манделя вдруг опять возникли трудности с выражением собственных мыслей.
– Чем вы тогда занимались? Были студентом?
– Нет, нет… Я работал.
– Где?
– Э-э-э… Я помогал отцу.
Сервас подождал, что будет дальше.
– Он тогда занимался… м-м-м… техническим обслуживанием стадиона и включил меня в бригаду…
По телу Мартена прошла дрожь. Стадион. На острове Рамье. В 1993-м Реми Мандель работал в нескольких сотнях метров от того места, где обнаружили тела Амбры и Алисы Остерман.
– В то время вы уже были фанатом Эрика Ланга?
– Да, конечно.
* * *
Пока они ехали в торговый центр, в мозгу Серваса возникла сотня вопросов. Возможно ли, чтобы присутствие Манделя на острове Рамье двадцать пять лет назад оказалось простым совпадением? И случайно ли рукопись, украденная у писателя в ночь убийства его жены, нашлась в мансарде фаната? А если Мандель сказал правду? Он же прекрасно знал, что они все проверят… И что, если подтвердится тот факт, что в дом к Лангу забрался кто-то другой? Зачем подвергаться такому риску из-за рукописи стоимостью в двадцать тысяч, если в доме были драгоценности и часы на несколько сотен тысяч евро? Красть рукопись с целью наживы лишено всякого смысла. Во всех этих событиях было что-то, что от них ускользнуло.
И почему жена Ланга была настолько худа, а ее желудок так мал? Кто и зачем открыл все серпентарии и выпустил всех змей? С того момента, как Мартен вчера обнаружил платье первопричастницы, тревога не покидала его.
Они поставили машину на парковке торгового центра, что располагался на востоке города и гордо оповещал в своей рекламе о сотне бутиков и шести ресторанах.
Выбираясь из машины, Сервас потихоньку улыбнулся уголком рта: он заметил множество камер слежения. Они вошли в галерею и попросили охранника возле входа связать их с начальником службы безопасности.
Парень в костюме, который был ему явно мал, проводил их в кабинет без окон, где другой здоровенный детина в таком же тесном костюме с пренебрежительным видом изучил их удостоверения.
– Нам необходимо просмотреть изображения с камер наблюдения на парковке, – с ходу приступил к делу Сервас.
Начальник службы безопасности нахмурился:
– Зачем вам нужно их просматривать?
– Этого мы вам сказать не можем, – заметил Эсперандье.
– Мы расследуем дело об убийстве, – бросил Сервас. – Предположительно убийца находился на вашей парковке.
Он по опыту знал: если хочешь добиться от свидетеля, чтобы тот сотрудничал, лучше дать ему понять, что он важен для следствия. Лицо начальника службы безопасности просияло.
– А, ну тогда другое дело! Дело об убийстве… – повторил он, явно смакуя эти слова. Затем позвонил кому-то: – Николя, можешь зайти?
Две минуты спустя в кабинет бешеным аллюром влетел парень, которого из-за непокорного чуба, падающего на лоб, вполне можно было принять за брата-близнеца Эсперандье. Он с порога бросил всей компании лаконичное «привет» и подошел к начальнику службы безопасности.
– Эти господа из полиции, – объявил тот и добавил со значением: – Они расследуют дело об убийстве. Возможно, убийца был на нашей парковке. Им надо просмотреть изображения с камер наблюдения.
Шустрый парень подошел к ним, откинул чуб со лба и внимательно оглядел их.
– Следуйте за мной.
Они гуськом вышли из кабинета, прошли в какие-то двери, проскользнули мимо наполненных грузом тележек в отдел быстрозамороженных продуктов, миновали дверь между мясным и молочным отделами, попали в застекленный сектор отдыха со стульями и автоматами напитков и наконец оказались еще в одной комнате без окон.
