Он знал, что думают о нем некоторые старые сотрудники бригады. Что он не создан для такого ремесла. Что ему следовало бы постричься и надеть галстук (галстуки не носят только в отделе по борьбе с наркотиками). И вообще, больно он резвый. Они не понимали, почему Ковальский относится к нему с таким уважением и взял к себе под крыло, обойдя вниманием более опытных следователей.
Дожидаясь лифта, Мартен стряхивал воду с длинных волос, как молодой пес после купания. А войдя в лифт, ощутил запах табака и дешевого лосьона после бритья.
Лео Ковальский. Когда Сервас впервые увидел шефа группы, ему вспомнился один из персонажей Джека Лондона: капитан Ларсен, с рыжей бородой и повадками морского волка. Ковальский обладал той же брутальной силой, авторитетом и тираническим темпераментом. Такое сравнение вовсе не было глупым: в другое время и в другом месте Ковальский вполне мог бы оказаться у штурвала какой-нибудь шхуны, отплывшей охотиться на котиков. Высоким ростом он не отличался, однако, когда оказывался в одном помещении с другими сыщиками, все сразу понимали, кто здесь альфа-самец.
Сервас удивился, когда, подъезжая к зданию полиции, увидел его красный «Кавасаки Z1». Ведь шеф сказал ему, что не появится раньше вечера. Хотя и пятница, видимо, была все-таки не такая, как обычно. На выходных частная компания собиралась перевозить мебель, досье и всяческие канцелярские принадлежности на бульвар д’Амбушюр, 23, в новое помещение Региональной службы судебной полиции. Стало быть, в конце недели все старались, насколько возможно, не производить задержаний и допросов. Что же до старшего инспектора Ковальского, то он счел, что у него куча других занятий, кроме заполнения бумагами картонных коробок. И Сервас спросил себя, что же заставило его поменять мнение. Он повесил куртку на вешалку и покосился на ярлычок, приклеенный к спинке его стула:
Сервас
3-й этаж
Кабинет 212
Тот же ярлычок красовался на электрической пишущей машинке «Бразер», на стоявшем напротив металлическом шкафу и на вешалке… И на больших персональных компьютерах «Делл», которые еще несколько месяцев назад приобрели про запас, но так и не запустили в эксплуатацию… На этот раз никто не собирался делать дело наполовину.
Выйдя из кабинета, Мартен направился в другой конец коридора. Уголовный розыск занимал весь этаж. Тут всегда царил хаос, но в этот день хаос обрел невиданные доселе размеры. Повсюду сновали люди, бегали парни в галстуках, кто с коробкой под мышкой, кто со стопкой досье, стараясь куда-то пристроить документы, пока не начался катастрофический бардак. В кабинетах офицеры полиции опустошали металлические кляссеры и ящики, сортируя бумаги, которые собирались вывозить, и выбрасывая ненужные в корзины, и без того переполненные, как сточные желоба во время наводнения.
Ковальский оживленно о чем-то разговаривал с Манженом, одним из следователей группы, высоким, лысым и сухопарым, что придавало ему болезненный вид. Оба подняли головы, когда Мартен вошел, и тот сразу насторожился. Было что-то такое в их глазах… Зазвонил телефон, и Ковальский бросился к аппарату.
– Да… я знаю… Будем! – рыкнул он в трубку, перед тем как положить ее.
Затем обернулся к Сервасу, собираясь что-то сказать, но тут телефон опять зазвонил. Он поднял трубку, послушал, ответил «о’кей!» и с остервенением бросил трубку. Телефон задребезжал в соседнем кабинете. Мартен вдруг понял, что у него учащенно забилось сердце. Что тут происходит?
– Сервас, – начал Ковальский, – ты…
– Патрон! – раздался чей-то голос из соседнего кабинета.
– Да погоди ты минутку, дери тебя черт! – огрызнулся командир группы.
Глаза его сверкали, и Мартен почувствовал, как эта лихорадка забирается внутрь, как заразная болезнь, как электрический ток. Телефон опять зазвонил, и Ковальский чуть не вырвал трубку с мясом.
– Едем! Ничего там не трогайте! Первый, кто попортит мне место преступления, будет иметь дело со мной!
* * *
– Две молодые женщины, – пояснил шеф группы. – Лет двадцати – двадцати пяти. Наверняка студентки. Может быть, сестры… Найдены мертвыми на острове Рамье. Привязаны к дереву и одеты, как… как девочки к первому причастию. Ну, или что-то в этом роде.
Сервас переваривал информацию. Двойное убийство. Две студентки. Для преступника это что-то вроде полуфинала Олимпийских игр. Не иначе как этим маскарадом и необычной мизансценой он тщательно готовит финал.
Сердце у Мартена включило четвертую скорость.
– Кто их обнаружил?
– Какой-то тип, он занимался греблей на Гаронне… – Ковальский заглянул в свои записи. – Франсуа-Режис Берко. Ты хотел знать его имя.
– А еще что-нибудь известно?
Ковальский улыбнулся. Ему нравилось, как лихо этот щенок включает мозги. Он сразу почуял, какой у мальчишки потенциал. И манера рассуждать у него нестандартная, хотя в их ремесле это одновременно и преимущество, и помеха.
– Пока ничего.
– Мизансцена… – вслух подумал Сервас.
Ковальский погладил бороду, и на лице его появилась тигриная ухмылка. Ухмылка голодного тигра.
Он повернулся к Манжену.
– Что, мерзость, да? – предположил тот, двумя пальцами печатая что-то на машинке.
– Ага, так и есть. Мерзость. Дрянь дело.
Снова ожил телефон, и Сервас заметил, как отчаянно он звонит. Наверное, дает понять старой гвардии, чтобы не спали. Ковальский выслушал, коротко бросил «спасибо», положил трубку и встал. Затем быстро схватил свою потертую кожаную байкерскую куртку, открыл ящик стола и достал оттуда блокнот и табельное оружие.
В следующий миг он приблизил свою физиономию бородатого фавна к лицу Мартена, и на того пахнуло сигаретой и мерзким кофе из автомата.
– Это твое первое настоящее дело; можно сказать, первая брачная ночь, несмышленыш. Так что слушай, наблюдай и учись.
Глава 4, в которой исчезает крестик
Итак, кошмар, которому суждено было продлиться двадцать пять лет, явился в образе двух девушек в белых платьях. В этот день дождливое небо затянуло серым всех оттенков: от жемчужного до почти черного на западе, откуда надвигались тучи. Такое небо не сулило никакой надежды на пощаду. Ливень уже стрекотал по крышам автомобилей, когда они припарковались на маленькой университетской стоянке, и провожал прибывших до самой ленты ограждения, помечавшей охранную зону в небольшом лесу на юге острова. За лентой полицейские лихорадочно пытались натянуть тент, чтобы защитить место преступления от проливного дождя. В ожидании, пока им это удастся, еще двое стражей порядка раскрыли над мертвыми телами два зонтика. Тент вдруг надулся, как парус, и вырвался из рук, которые его держали, чтобы закрепить веревки за ствол дерева. Полицейские побежали за ним вдогонку. Не обращая внимания на всю эту суету, техник щелкал фотоаппаратом, и бледные отсветы вспышек выхватывали тела, промокшую одежду, мокрые стволы деревьев, раскисшую землю, струи дождя и темные силуэты полицейских в форме. Сервас подумал, что в такую погоду невозможно не попортить место преступления.
