– Недавние исследования показали, что, похоже, около восемнадцати процентов населения в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет думают, что Земля плоская, – прочел Эсперандье, уткнувшись носом в журнал в ожидании конца церемонии.
– Восемнадцать процентов болванов, что-то их больно много развелось, – прокомментировала Самира. – А ты уверен, что эти твои исследования – не блеф? Как они, например, объясняют перелеты Париж – Токио, Токио – Лос-Анджелес и Лос-Анджелес – Париж? Что происходит, когда они обгоняют время на борту?
– Согласно тем же исследованиям, семьдесят девять процентов французов верят в теорию заговора, – продолжал Эсперандье.
– А если это исследование теорий заговора само и есть заговор? – предположила Самира. – Значит, если я читаю, что наши политики держат нас за дураков, то я – адепт теории заговоров? И в этом случае вхожу в семьдесят девять процентов?
Так же экстравагантно была одета еще одна из присутствующих. Сервас приметил ее за несколько минут до этого. Высокая женщина держалась в сторонке; на ней были черные кожаные брюки, каблуки сантиметров двадцати, пальто из искусственного меха под пантеру, а дополняли картину длинные лиловые волосы. Прекрасная фигура; возраст, судя по лицу, примерно тот же, что у покойной. Подруга? Он видел, с каким жаром эта дама пожимала руку Эрика Ланга, и пришел к выводу, что она ему не родственница и не близкая знакомая. И тем не менее Мартену показалось, что смерть Амалии Ланг глубоко затронула ее лично. Ее скорбь была очевидна. Кроме того, в ее лице с мясистым носом и тонкими губами присутствовало что-то чисто мужское.
Она уехала одной из первых, и Сервас долго провожал ее глазами. Чтобы влезть в старенький двухлошадный «Ситроен», припаркованный перед кладбищем, ей пришлось согнуться пополам. Позже, когда толпа рассеялась, Ланг подошел к ним.
– Какие новости, майор?
Он даже не дал себе труда поправиться, назвав Серваса майором.
– Ждем результаты анализов ДНК. Изучаем отпечатки пальцев. Если речь действительно идет о взломе, возможно, убийца есть в нашей картотеке. Следствие пока в самом начале.
Ланг поднял бровь.
– Если речь действительно идет о взломе? – повторил он.
– Мы ничего не можем исключить.
– Как это?
– Ничего другого пока не скажу. Следствие только началось, и на этом этапе ничего исключать нельзя.
– То есть у вас пока ничего нет, так? А этот фанат?
– Реми Мандель?
Ланг кивнул.
– Его отпустили.
– Что?
– У него алиби.
– Какое алиби?
– Пока я вам этого сказать не могу.
– Почему?
– Господин Ланг, не в моих привычках распространяться о текущем расследовании. Особенно в разговоре с мужем жертвы.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего особенного. Такова процедура…
Он заметил, что Ланг помрачнел.
– Послушайте, майор, я хочу лишь одного: чтобы сволочь, убившая мою жену, была найдена. Спрашивайте меня, о чем хотите, но заклинаю вас, поймайте этого негодяя.
Сервас внимательно взглянул на него. Эрик Ланг, похоже, исчерпал свой ресурс и подошел к опасной грани. И не только в смысле психики. Кожа его стала серой, веки покраснели, и выглядел он совсем больным. Сервас спросил себя, уж не стресс ли многократно обострил его болезнь. Как там она называется… ихтиоз?
– Пойдемте пройдемся немного, – сказал Мартен.
Он сделал знак Самире и Эсперандье, и они с Лангом неспешно пошли рядом.
– Я поговорил с Зоэ Фроманже; она вам об этом не сказала?
Писатель, похоже, удивился.
– Нет. Я…
– Вы довольно жестко попросили ее больше не звонить вам и не посылать сообщений до нового распоряжения.
Вид у писателя снова сделался очень удивленным.
– Она вам так сказала? Я… я знал, что наличие любовницы при таких обстоятельствах сделало бы из меня подозреваемого… несомненно… и мне не хотелось, чтобы вы тратили на это время и чтобы это отвлекало вас от настоящего… э-э… виновного. И потом… я испугался. О последнем задержании у меня не осталось приятных воспоминаний, знаете ли, – прибавил он.
Сервас на колкость не отреагировал.
– Долго уговаривать ее не пришлось. Тем более что Реми Мандель получил вашу рукопись из рук человека, который сидел за рулем автомобиля ее мужа.
– Что?! – На этот раз Ланг был ошарашен. – Не понимаю.
Сервас рассказал ему все, что узнал. О встрече на парковке торгового центра. О записях с камер видеонаблюдения. При этом он внимательно отслеживал каждую реакцию писателя.
– «Ситроен 4» с белой крышей, да… На этой машине Зоэ приехала на последнее наше свидание… Ее машина была в ремонте… Подождите… но если рукопись у меня украл ее муж, то почему вы его не задержите?
Мартен выпустил сигаретный дым.
– У него алиби.
– Какое алиби?
– Зоэ Фроманже подтвердила, что в ту ночь муж был дома, с ней.
На лице Ланга отразилась крайняя степень изумления.
– Она ваша любовница, – заметил Сервас, – вы ее хорошо знаете. Как вы думаете, Зоэ Фроманже могла соврать полицейскому, чтобы выгородить мужа?
– Не знаю, – ответил писатель, поколебавшись. – Мы и о тех, кто каждый день рядом с нами, не всё знаем… А уж о женщине, с которой видишься от раза к разу…
– Ваша жена знала про Зоэ?
– Я любил жену, майор. Больше всего на свете. Я вам уже говорил.
Они сделали еще несколько шагов к выходу. За ними, чуть поодаль, шли Самира и Эсперандье. Ланг остановился.
– Однако ревность – мотив номер один, разве не так? – сказал он вдруг.
– Для этого нужно, чтобы Гаспар Фроманже знал о существовании рукописи, – заметил Сервас. – Вы говорили с Зоэ о своей последней работе?
Ланг пристально посмотрел на него.
– Да… Часто… она по-настоящему интересовалась всем, что я делал. И всегда давала очень дельные советы, – прибавил он, словно это могло помочь следствию.
– Она бывала у вас?
– Нет, никогда.
– Она знала, где вы храните рукопись?
Ланг снова остановился.
– Я по вечерам оставлял ее на одном и том же месте, на столе, и найти ее было нетрудно, если знать, что ищешь.
Точно, подумал сыщик. Все указывает на лесоруба… И все же, чем больше он думал о сцене, разыгравшейся в горах, тем крепче становилось его убеждение, что в тот вечер удивление Фроманже было неподдельным. Он вспомнил, какая мысль пришла ему в голову в машине Бернара. Она никак не вязалась с гипотезой о виновности Фроманже.
