– На память о чем? – проговорил Ланг безжизненным голосом, словно эта деталь имела какое-то значение.
– Об этой предначертанной ночи, о том, что вы сделали с ее сестрой Алисой.
Теперь на лице Ланга удивление сменилось страданием и болью, на висках засверкали капли пота. И в глубине его глаз Сервас уловил что-то, похожее на ужас.
– И если вторая жертва не была Амброй Остерман, – неумолимо продолжил он, – то ДНК вашей жены проанализировали и сравнили с ДНК Алисы, хранившейся в опечатанном контейнере до сих пор. Как вам известно, с девяносто третьего года наука чрезвычайно продвинулась вперед, а потому нет ни малейших сомнений: супружескую постель с вами делила сестра Алисы, господин Ланг… А вы, похоже, и не знали, кто была ваша жена?
Это напоминало боксерский поединок: ослабевший от натиска противника, один из участников повис на ограждении, получив последний удар. Глаза его блуждают, он уже почти в нокауте, почти готов упасть на ковер.
– Думаю, ваша жена в день свадьбы должна была подготовить для себя кое-какие документы… Ну, сейчас это не проблема. В этой стране ежедневно тысячи людей обнаруживают, что их личными данными кто-то распоряжается. Мне даже известен случай, когда некая женщина в день своей свадьбы узнала, что, оказывается, уже побывала замужем и успела развестись. Для этого достаточно номера телефона, адреса, номера страхового свидетельства и выписки из свидетельства о рождении. Надо просто сделать заявление об утере идентификационной карты, и получаешь новую. Такими сведениями ваша жена могла обзавестись, порывшись в делах любого ни о чем не подозревающего человека. К примеру, наняться в прислуги и стащить портфолио хозяйки или обокрасть кого-нибудь. Могла воспользоваться неразберихой в нашей администрации, да все, что угодно, могла… За двадцать пять лет ей наверняка не раз пришлось обзаводиться новыми документами… И мы нашли у вас в доме вещественное доказательство ее причастности к двойному убийству девяносто третьего года. Стало быть, найдем и досье, – объявил Сервас.
Висящий на ограждении боксер на пороге нокаута не желал сдаваться и заупрямился в последний раз:
– Это невозможно, прошло уже двадцать пять лет, существует срок давности…
Сервас покачал головой.
– О, нет, сожалею, но нет никакого срока давности, – поправил он Ланга. – Видите ли, я всегда был убежден в вашей виновности в этом деле, а потому и в две тысячи втором, и в две тысячи двенадцатом году, за несколько месяцев до окончания срока давности, я, с согласия судьи, составлял новый протокол, который подшивали к остальным документам досье. Как вам известно, такое действие обнуляет счетчик срока давности.
Ланг был на ковре, и арбитр уже отсчитывал секунды, но он все еще надеялся подняться до того, как прозвучит роковое «десять».
– У вас нет доказательств, – упрямился он, – я их не убивал…
– По части этого я с вами согласен, – спокойно констатировал полицейский. – Позвольте мне подвести итог всему, что произошло.
Он помедлил, словно приводя свои рассуждения в порядок.
– Девушки вас шантажировали… и требования их возрастали… ваше положение становилось невыносимым… и вы решили положить этому конец. Назначили им встречу возле кампуса, полагаю, как и всегда. Вот только на этот раз не для того, чтобы заплатить. Но вы не собирались пачкать руки, а потому попросили несчастного Седрика Домбра сделать все за вас. Он же лепетал что-то о «безжалостном человеке», который «сделает ему зло»… Вы ему угрожали, подталкивали к самоубийству? Во всяком случае, это он пришел тогда в лесок, когда стемнело. Начал с Алисы: ударил ее сзади, как вы велели – старый добрый метод вашего батюшки, – а потом ударил вторую. Но она успела обернуться, он понял, что это не та девушка, и запаниковал. Что было делать? Время поджимало… Одиль Лепаж была очень похожа на сестер, потому Седрик и ошибся: те же длинные светлые волосы, та же фигура, та же манера держаться… И он стал бить ее до тех пор, пока не размозжил полностью лицо в надежде, что ни вы, ни кто-либо другой не обнаружит подмену. Это в его расчеты не входило: единственная, кто знал правду, была выжившая Амбра… Домбр переодел девушек в платья первопричастниц в точном соответствии со сценой, которую когда-то придумали вы, надел им на шеи крестики и убежал. Но он знал, что убил не Амбру и что она теперь пустится в бега. Тогда он отправился к ней в кампус. Дверь ему никто не открыл, и он ее выломал. Может, хотел дознаться, где находится Амбра… А она тем временем пришла на место встречи, но чуть позже, сняла крестик с Алисы – несомненно, в качестве жуткого сувенира этой ночи – и тоже исчезла в лесу. Когда же прочла в газетах, что все считают ее мертвой, то решила перейти на нелегальное положение: единственная связь с прошлым, жизнь ее сестры, оборвалась, и теперь ей надо было опасаться за собственную жизнь. И потом, у вас было много шансов: бедный парень повесился, признавшись в преступлении. И не надо забывать, что он оставил записку: «Я всегда был твоим самым верным фанатом. Готов поспорить, что с этого дня займу в твоих мыслях то место, которое заслуживаю. Твой навеки преданный поклонник номер один…» Поначалу это казалось жестом отчаяния неуравновешенного фаната, но на самом деле значило гораздо больше: это был дар, приношение, жертва. К тому же он смертельно боялся, что Амбра объявится и донесет на него. Да еще его мучил страх перед вами: «Безжалостным человеком»…
– И как вы все это собираетесь доказать?
Сервас сделал вид, что не услышал вопрос. Он знал, что у Ланга кончились боеприпасы и он сейчас целиком от него зависит, не имея больше даже желания сопротивляться. Это читалось в его печальных, страдальческих глазах, это слышалось в его голосе.
– Вернемся к вашей супруге, господин Ланг. Она была под действием наркотика. GHB. Следы этого наркотика обнаружены в ее волосах и крови. Я желаю вам и вашему адвокату удачи, когда будете объяснять, что это была обыкновенная кража, которая обернулась трагедией… Ваша жена находилась под действием наркотика, и нет сомнений, что сделали это вы, чтобы замедлить все ее рефлексы. Суд присяжных сочтет это предумышленным деянием.
– Что?
На мгновение Сервас засомневался: вид у Ланга был искренне удивленный, и он готов был поклясться, что тот не наигрывает. О господи, да он ничего не знал про наркотик… Что же это, в конце концов, значит? Что-то от него в этой истории ускользнуло…
– Или, предположим, – продолжил он, – что есть и другая гипотеза: возможно, жена не хотела, чтобы вы догадались, что она принимает наркотик, дабы легче переносить тот факт, что каждую ночь делит ложе с монстром.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – твердо сказал Ланг, и опять у Серваса возникло странное чувство, что он абсолютно искренен.
А что, если он упустил что-то важное? Или поставил кусочек пазла не на то место? Однако атаки Мартен не прекратил.
– Ваш тренер по гимнастике утверждает, что в последнее время вы стали чаще обыкновенного появляться в зале. «Обычно такие перемены наступают после первого января», – сказал он. Вы ожидали, что вас могут арестовать… И готовили себя и морально, и физически. Но скажите мне, пожалуйста, кто, как не преступник, станет готовить себя к аресту загодя, когда преступление не совершено?
