В попытке оживить музыку в эпоху после трэша, гранжа, переосмысления, оркестров, славы и удачи, определенно в контексте ситуации с Napster и Джейсоном и новой групповой терапией группа создала новый формат музыки Metallica, самой явной особенностью которой станет полное отсутствие гитарных соло и неожиданных вырезанных и вставленных барабанных партий. Это был по-настоящему мучительный, яростно антагонистический материал, отразившийся в названии песен, таких как Frantic (Безумный), St. Anger (Праведный гнев), Some Kind of Monster (Наподобие монстра) и Shoot Me Again (Пристрели меня снова). То, насколько остальной мир будет доволен результатами, станет предметом ожесточенных споров, даже больше чем в случае с Load и Reload. Но пока эти обсуждения были довольно далеко, поскольку через три месяца такой работы в Presidio однажды утром Джеймс явился с неожиданной новостью. Он записался на реабилитацию, к которой приступал немедленно, а все остальные планы необходимо было отложить на неопределенный срок.
«Когда мы начали играть после ухода Джейсона, – говорил Джеймс позже, – музыка была не такой, какой могла бы быть. Мы начали писать и затем погружаться дальше в себя, и осознавать, почему Джейсон ушел, что это значило для нас и все такое – и это всколыхнуло очень много эмоций и мыслей о том, как мы можем стать лучше как личности. И я принял решение пройти реабилитацию». Уход Джейсона, возможно, и был той искрой, которая, наконец, подожгла фитиль, но реальность была такова, что Хэтфилд уже давно подвергал сомнению свое ментальное и эмоциональное состояние, еще с тех дней, когда он планировал свою неделю, основываясь на том, когда у него будет похмелье. Он в первый раз бросил пить еще в 1994 году, когда, выражаясь терминами восстановления, он «справлялся в одиночку» в течение практически года, не употребляя алкоголя, но и не чувствуя радости от своего выбора. Вскоре он снова вернулся к алкоголю, оставшись с ним на все долгие годы мировых турне Load и Reload.
После смерти отца и брака в августе 1997 года с Франческой Томази, работавшей раньше в гастрольной команде Metallica, он качался как маятник между трезвостью оседлой жизни и распутством в турне, даже после рождения их детей: Кали (в июне 1998 года) и Кастора. Он мог играть роль большого и плюшевого семьянина, но вдали от дома – не только в туре, но и во время его частых охотничьих вылазок, где были только мужчины, – Джеймс по-прежнему был таким же вспыльчивым человеком, каким он был всегда. Когда во время коротких каникул в те первые месяцы работы над новым альбомом Metallica он отправился в первый день рождения своего сына Кастора на охоту на медведя и распитие водки двойной крепости на Камчатском полуострове в Сибири, в четырех часах езды на вертолете до ближайшего маленького городка, он, наконец, сломался. Когда Франческа встретилась с ним лицом к лицу, угрожая уйти с детьми, если он ничего не предпримет в отношении своего чудовищно эгоистичного поведения, «это был конец для меня», признался он.
Развязкой стала 11-месячная программа реабилитации – «милый маленький кокон», – как он называл ее. Хотя в самые ранние и наиболее болезненные дни восстановления он не был таким уж милым: «Я осознал, насколько дерьмовой была моя жизнь. Сколько у меня было секретов, какой противоречивой была моя жизнь и как я рассказал обо всем этом своей жене. Все это дерьмо случалось в туре… Женщины, выпивка, все остальное». Эта очистка совести повлияла и на остальную часть группы: «Типа я первым обратил внимание на проблему, а затем внезапно, бац: «Эээ, вау, ведь правда ужасно, милая, что он это сделал?» И все же, насколько Джеймс может осознавать, оглядываясь на ситуацию спустя практически десять лет, «это спасло Metallica, в этом нет сомнения. Все это должно было закончиться, так или иначе». Измученный мыслью о том, что может потерять и жену, и группу, он решил: «Я должен собраться или потеряю все, и что тогда?»
Это также оказало непосредственное влияние на другой, более второстепенный проект, который теперь превратился в один из самых захватывающих в карьере группы. За месяц до прибытия в Presidio они договорились, что позволят нью-йоркским кинематографистам Джо Берлингеру и Брюсу Синофски снять документальный фильм о записи альбома. Известные ранее своим совместным дебютом в 1992 году – «Хранителем брата» (экспертиза по делу об убийстве Делберта Уорда) и четырьмя годами позже – фильмом «Потерянный рай: убийства детей в Робин Хиллз», Берлингер также выпустил сольный дебютный проект в жанре фантастики «Книга теней», критически высмеянное продолжение проекта «Ведьма из Блэр», которое стало такой катастрофой, что Берлингер сам решил уйти в тень на какое-то время. Теперь он снова вернулся к документалистике совместно с Синофски, и их первым крупным проектом стал фильм о Metallica.
Первоначальные амбиции в отношении фильма были скромными: по сути, он должен был стать рекламным инструментом, точно так же, как документальное видео 1991 года «Полтора года из жизни Metallica» было для Black Album. Сделка заключалась в том, что Metallica заплатит за производство фильма, но Берлингеру и Синофски будет предоставлен беспрецедентный доступ. По словам Берлингера, оба кинематографиста ранее имели дело с группой при работе над саундтреком к фильму «Потерянный рай» – «о хеви-метале, который судят так же, как и парней, обвиняемых в фильме». С тех пор велись смутные дискуссии о создании документального фильма Metallica, но «у них всегда была отговорка: «Мы не готовы отодвинуть занавес», – вспоминает Синофски. «Как оказалось, в тот период когда нас пригласили, в марте 2001 года, они были наиболее уязвимыми, находились на самом низком уровне, и можно было ожидать, что в такой ситуации никто не подпустит близко съемочную группу – особенно такую команду, как наша, которая делает очень глубокие фильмы. Но они пригласили нас, дали нам полный доступ; никогда не говорили: «У нас сейчас встреча, так что вы не можете войти». Все двери были открыты, для нас не было ничего запретного. Нас никогда не просили уйти. С точки зрения доступности они относились к нам лучше, чем в любом другом проекте, в котором мы участвовали».
Когда они продолжили снимать, пройдя все неблагоприятные последствия решения Джеймса о том, чтобы сложить инструменты и обратиться за психиатрической помощью, фильм полностью трансформировался во что-то другое: подробное исследование людей в состоянии кризиса. Этот документальный фильм, полный потрясений, получил свое название в честь одного из новых треков, а самый удивительный факт о нем заключался в том, что Metallica вообще позволила фильму состояться. К тому времени наступила новая эра реалити-ТВ. Хэтфилд все еще скрывался на своей продленной программе реабилитации, когда в США вышли первые эпизоды революционного телевизионного сериала под названием The Osbournes («Семейка Осборнов») – феномен, который не ускользнул от радара Ульриха в 2002 году, в отличие от многих других. Будучи основной движущей силой группы, Ларс инстинктивно подталкивал Metallica к самым современным трендам, которые вдохновляли его в тот момент, хотя даже он не мог себе представить, каким в конечном итоге получится этот фильм. Когда на кинофестивале Sundance в феврале 2004 года состоялся премьерный показ, критики были настолько впечатлены, что выдвинули его на «Официальный отбор». Некоторые музыкальные критики предсказуемо называли его пародией на «документальный фильм о рок-музыке «This is Spinal Tap». Но это было совершенно неверно. Помимо того, что в Some Kind of Monster было совсем немного шуток, его идеи, раскрывающие известную группу перед глазами зрителя с неизвестной ранее стороны, находили отклик далеко за пределами рок-, метал- или даже альтернативной публики. Таким образом, ему удалось сделать для Metallica то, что оказалось не под силу альбому, который они так стремились записать: реабилитировать репутацию группы, вернуть их из состояния оторванных от реальной жизни, капризных миллионеров, уничтожающих Napster, ближе к тем верным правде музыкальным хранителям, в качестве которых они раньше воспринимались аудиторией.
