Мотивом Рона был бизнес, но до тех пор, пока он ходил на репетиции, для Ларса и Джеймса это не имело значения. С настоящим треком, который вот-вот будет выпущен на настоящем альбоме, не оставалось времени на поиски идеального музыкального партнера, и надо было «поставить уже это долбаное шоу на колеса», – как выражается Ларс. Действительно, даже Ларс еще не решил, какой будет его долгосрочная роль в группе, колеблясь между желанием быть прямолинейным фронтменом по типу Стива Тайлера и Шона Харриса или остаться на другой стороне, играя на ритм-гитаре с опущенной вниз головой.
Тем временем после еще одного объявления, размещенного в Recycler, они наконец нашли того, кто мог стать ответом на их молитвы. Его имя было Дэйв Мастейн, и скоро он поможет Metallica стать легендой, хоть и не так, как они себе это представляли. «Я подошел к телефону в тот день, – вспоминает МакГоуни, – и на другом конце провода был этот парень Дэйв, он просто грузил меня всякой ерундой, в которую трудно было поверить». Ларс: «Мне позвонил этот парень, и это было просто за гранью: «У меня есть все оборудование, собственный фотограф, мое то, мое се». Он и понятия не имел, о чем мы говорим с точки зрения музыки, но у него был энтузиазм. Он быстро включился, и это было классно, потому что все остальные в Лос-Анджелесе были просто карьеристами: там работали большие команды типа Quiet Riot, Ratt и Motley Crue, а все остальные в Голливуде их просто копировали». Дэйв Мастейн не имел никакого желания кого-либо копировать. Он для себя уже был самым большим героем.
Рожденный «в час ведьмы» – что означает в полночь или «две минуты после полуночи» 13 сентября 1961 года в Ла-Месе, Калифорния, Дэйв Скотт Мастейн был классическим продуктом неблагополучной семьи. Недовольный жизнью сын алкоголика Джона, который плохо обращался с его матерью Эмили, он рос распущенным и свирепым ребенком. Они пожили в разных уголках Южной Каролины, так как Эмили была вынуждена часто переезжать, чтобы избавиться от навязчивого внимания отца Джона, отстраненного от его воспитания. К тому времени, когда Дэйв ответил на объявление в The Recycler, он уже проживал один в собственной неопрятной квартире на Хантингтон-бич, в которой регулярно продавал травку – ничего серьезного, но этого было достаточно, чтобы и он, и его постоянные клиенты были всегда довольны. Высокий парень приятной внешности с копной огненно-рыжих волос и большими амбициями, хотя некоторые говорили, что он просто придурок. На самом деле очень много людей считали его придурком и часто были правы. Но его жесткий и конфронтационный внешний вид прятал за собой высокоинтеллигентного молодого человека, с выдающимся даром гитариста и автора песен. В действительности можно спорить о том, что это агрессивность Мастейна питала его творческую сторону: убедительную, резкую и в высшей степени честную. Впоследствии очень даже пугающую… И если вся его неестественная брань и вульгарный шовинизм были обречены затмить бо́льшую часть той блестящей музыки, которую он напишет за свою на редкость незамысловатую карьеру, то Мастейн был также ответственным за создание самых инновационных записей хеви-метала того времени. И что за время его ждало впереди!
Джеймс Хэтфилд, чье разбитое вдребезги прошлое означало, что он мог ассоциировать себя с любым обозленным мальчишкой из неблагополучной семьи, сразу же почувствовал связь с этим нахальным новым знакомым. Дэйв Мастейн тоже это почувствовал: «Я думаю, мы с Джеймсом – это практически один человек, – размышлял он позже. – Думаю, мы поймали ангела, разделили его пополам, и каждый из нас обладал его силой». Однако со временем Джеймс все меньше воспринимал Дэйва как брата и все больше как злого близнеца. Мастейн был более искусным гитаристом, чем Джеймс, он был не прочь потеснить его на сцене. Чувствуя неуверенность Джеймса, Дэйв пытался воспользоваться этим, чтобы стать фронтменом, объявляя названия песен, общаясь с аудиторией и даже временами стараясь обойти вокал Джеймса. До того как присоединиться к Metallica, у Дэйва была никому неизвестная группа под названием Panic, в которой он собрал впечатляющий ассортимент гитар и усилителей, который сразу же заметил орлиный взгляд Ларса, и Ларс уже практически решил предложить ему сыграть в концерте, еще до того как услышал его игру. Проницательный Мастейн подхватил атмосферу и почувствовал себя как дома. «Я все еще настраивал гитару, когда все остальные ребята группы вышли в другую комнату. Они со мной не говорили, поэтому я вышел и сказал: «Какого черта? Я в группе или нет?» И они сказали: «Даем тебе один концерт». Я не мог поверить, что это было так легко, и предложил выпить пива, чтобы отпраздновать».
Пиво, как он обнаружит, стало обязательным атрибутом на репетиции для Дэйва Мастейна. «Когда я был ребенком, – как он позже мне скажет, – все говорили мне, что я закончу алкоголиком, как мой отец. Ты знаешь, алкоголизм наследуется; он в генах. Я просто не мог не пить». К сожалению для его карьеры в Metallica. «В детстве, – продолжал он, – я занимался боевыми искусствами и потом подсел на легкие наркотики и думал, что никто не посмеет шутить со мной. На самом деле, если бы кто-то попытался, я был бы уничтожен». Возможно. Но тогда, в 1982 году, ни Джеймсу, ни Ларсу так не казалось. Помимо продажи наркотиков и алкоголизма, а также навыков карате и его конфликтного характера с непреодолимой силы недобрыми намерениями были еще и неприкрытые намеки на оккультные знания. Это правда, говорил он мне, «я верю в сверхъестественное. Моя старшая сестра – белая ведьма. Я занимался всякой фигней с ее ведьмовскими причиндалами, когда был ребенком». Для чего? Оккультных ритуалов? Вызова духов? «Я нашел «секс-приворот», – сказал он беспечно, – и использовал его на девушке, на которую запал. Она была милой маленькой куколкой, похожей на фею Динь-Динь. Она не хотела иметь ничего общего со мной. Я сделал свой приворот, и следующей же ночью она была в моей постели».
Что-то еще?
«Однажды я сделал кое-что с парнем, который цеплялся ко мне в школе. Он был просто огромный. Если не вдаваться в подробности, то я написал песню, в которой в основном просил Принца тьмы уничтожить его, чтобы он больше не лез ко мне. Позже парень сломал ногу и теперь не может прямо ходить. После этого я бросил колдовство, но тогда мне было очень приятно. Возмездие!» – гогочет он.
Что бы он ни привнес в группу, прибытие в состав новорождённой Metallica гитарных возможностей Мастейна обеспечило мгновенное продвижение в части музыкального имиджа команды. «Достаточно быстро [после того как присоединился Мастейн] что-то начало происходить, – сказал Ларс, – потому что теми двумя словами, которые проложили путь нашей карьере, были «сарафанное радио». Начали приходить эти изгои, люди, которым нравилась немного более экстремальная музыка, чем та, которую сервировала американская музыкальная индустрия. Мы брали структуры рифов AC/DC и Judas Priest и играли их в темпе Motorhead. Потом мы подбросили туда наш икс-фактор – и до сих пор не знаем, что это было. У нас были европейский звук и атмосфера, но мы были американской группой, и больше в Америке такого никто не делал.
В интервью Rolling Stone 15 лет спустя Ларс будет утверждать, что «не помнит, чтобы задумывался о будущем, когда собралась Metallica. Что он «всегда был вовлечен в настоящее. Там, откуда я приехал – в Дании, вся эта американская чепуха про цели не важна. В Америке с очень раннего возраста тебя учат, что у тебя должны быть цели. Я никогда не покупался на это. Нам всегда было комфортно в настоящем, в нашем маленьком мире, где мы продолжали жить с закрытыми глазами». Однако тогда, в 1982 году, Ларс Ульрих, которого все знали и которого лучше всего помнят, – это тот, кто буквально нашел свой единственный путь, а не брел бесцельно по прямой. Брайан Татлер из Diamond Head вспоминает, как Ларс писал ему, чтобы рассказать о своей новой группе. «Я получил классическое письмо, в котором говорилось: «Моя группа называется Metallica, и мы репетируем шесть дней в неделю, и у нас неплохо получается». Думаю, он сказал: «Гитарист быстрый, тебе бы понравился». Он не упоминал его имени, но, думаю, подразумевал Дэйва Мастейна. Это, должно быть, происходило в 82-м. И я думаю, он отправил кассету It’s Electric Шону [Харрису], потому что они должны были сделать на него демо, [которое] нас просто нокаутировало – кто-то потрудился разучить наши песни». «Мастейн, – добавляет он, – отработал соло безупречно, и это было впечатляюще».
