Но однажды вечером он отошел от правил.
– Эй, послушай-ка вот это, – ухмыльнулся он, пряча от меня обложку альбома, которую я не узнал.
Хотя я не узнавал большинство обложек в его коллекции, но сразу было понятно, что это что-то другое, определенно новое, потому что он не мог дождаться, когда поставит его мне. Он даже не стал доставать ракетки. Он хотел, чтобы я его послушал. Уставший за неделю, проведенную на полу в какой-то открытой всем ветрам норе на вокзале Кингс-Кросс, и благодарный, что в этот вечер не придется петь за ужин, я плюхнулся на диван и приготовился слушать. Мне не пришлось долго ждать.
Музыка плавно переходила в какофонию взрывающих гитар и барабанов, похожая скорее на кульминационный финал альбома, а не на его начало. Потом группа нашла точку опоры и понеслась, а я разразился смехом. Это была самая быстрая, самая забавная вещь, которую я слышал со времен первого альбома Damned, а он, в свою очередь, был самой быстрой и самой забавной вещью, которую я слышал за всю свою жизнь. Это было ВОСХИТИТЕЛЬНО! И не потому, что она была глубокой или серьезной, а потому, что она была чертовски быстрой и классной. Я предположил, что это была какая-то панк-команда, но когда я попросил взглянуть на обложку альбома, стало сразу же очевидно, что это были совсем не панки. На самом деле они выглядели как горстка фанатов Iron Maiden или Motorhead, которые пошли на молодежную дискотеку, взбодрившись анадином и сидром. Потом я заметил название – Metallica и начал смеяться еще больше. Только X мог найти метал-группу под названием Metallica!
Начался следующий трек.
– Вот он! – заорал он мне в ухо.
И конечно, мы вскочили на ноги, и в ход пошли ракетки для сквоша. Внезапно это стало еще более невероятным. Гитары! Бог мой, они звучали как машины! Как будто они уходили в занос и разбивались, а затем разворачивались в самый последний момент, оставляя гигантское облако из горящей резины. И это продолжалось и продолжалось. Как долго? Чертовски долго, вот как! А потом неожиданно началось это изгибающееся гитарное соло. Вау, это был самый настоящий метал. Затем опять рифы, и я даже не знаю, что мы слушали. Это было так громко, мощно, крайне бесцеремонно, я будто был под кайфом.
Когда он, наконец, оставил меня на диване, бутылка Old Granddad была пуста, а голова все еще гудела.
– Они будут очень знамениты, – повторял он снова и снова.
Я ни на секунду не поверил ему; может, они и были классными, этакие молодые Godzilla, но это не значило, что кто-то, кроме таких лунатиков, как мы с Хавьером, когда-нибудь их купит. Но эта мысль сразу улетучилась. На следующий день я проснулся с ужасным похмельем…
Освободившись из чертова исправительного дома и все еще стараясь быть паинькой, Джонни Z снова творил свою неустанную магию от имени Metallica, и ему каким-то образом удалось найти студию для записи их первого альбома. Работая по наводке Джо Ди Майо, чья группа Manowar только что там записалась, Джонни быстро уговорил Пола Курсио, владельца Music America Studios около Рочестера к северу от Нью-Йорка, на план рассрочки платежей. «Я тратил деньги, предназначенные для ипотеки, – говорит Джонни сейчас, – а не инвестиционные накопления». Группа должна была работать быстро, «достаточно быстро для альбома стоимостью восемь тысяч долларов». В действительности его цена дойдет почти до $15 000, оставив семью Зазула на грани банкротства.
Частью сделки было условие, что Курсио будет записывать сессии совместно с Джонни, выступающим в качестве исполнительного продюсера. Читай: «Я был в студии бо́льшую часть времени. Если мне что-то не нравилось, это меняли». Позже группа пожалуется, что их не допускали до пульта. Но Джонни было не до шуток. «Они могли подумать, что я был одержим идеей все контролировать. Понятия не имею, какие у группы были мысли по поводу меня, потому что я действительно был странным персонажем. Ну просто долбаным чудилой. Должно быть таким я и был!» Альбом был записан меньше чем за три недели, и бо́льшая часть недовольства группы была адресована продюсеру. Хэтфилд вспоминал: «Наш так называемый продюсер сидел там и вычеркивал наши песни в своей записной книжке, говоря: «Хорошо, мы можем пойти сегодня в клуб, как только закончим запись. Кофе готов?» У нас сразу же возникло негативное представление о нем как о продюсере». Джеймс пожаловался Джонни: «Я еще не вложил всю свою тяжесть и мощь». Джонни приводит в качестве яркого примера трек The Four Horsemen – обновленную группой версию Mechanix Мастейна. Вернее, он поет, и его голос меняется от слабых тикающих аккордов к полноценным ударам сильных аккордов Хэтфилда, которым в итоге удалось попасть на запись. Джонни говорит, что Курсио, работавший в начале 70-х с Doobie Brothers и Santana, пришел в ярость, потому что он думал, что Кирк Хэмметт был одним из сыновей Сантаны. Поэтому он сделал весь альбом в такой манере, как будто группа играет ритм-треки на фоне блестящего гитарного исполнения Хэмметта. Джонни был вынужден усадить его на стул и все объяснить. «Тогда Джеймс вступил и сделал песни более тяжелыми, и Пол [Курсио] снова остался недоволен мной». Насколько Джонни это представлял себе: «Первое, что мы должны были поймать, – это энергетику No Life ‘til Leather. Она отражала мощь и силу группы. Альбом не мог звучать как жестяная банка. Он должен быть раскатом грома».
Джонни получил, что хотел. И хотя им еще придется подождать следующего альбома, чтобы запечатлеть весь шторм полномасштабного выступления, первый альбом Metallica, который они решили назвать Metal Up Your Ass (это название Ларс хранил еще с тех времен, когда они с Брайаном, Бобом, Патриком и другими ребятами разъезжали по округе в поисках импортных записей Новой волны), будет иметь ни на что не похожее звучание, когда увидит свет летом 1983 года. Все десять треков пришли из живых сет-листов и как таковые представляли собой музыкальный манифест; самодостаточный, самоидентичный, замкнутый на самом себе. С первой обновленной версии Hit the Lights теперь без мощного интро, но с переполненным эхо вокалом Хэтфилда – до ра-та-та последнего прощального трека Metal Militia, дополненного эффектом марширующих солдат, это был звук молодых ребят, заявляющих о себе миру с крыши, меняющих его по своему образу и подобию и делающих это с высокомерием прыщавого подростка и неуверенным заиканием, ступая нетвердой походкой, которая может быть только у такой юной и нахальной команды. С точки зрения продюсерской работы все номера, ранее собранные на кассетах, таких как No Life ‘til Leather, и живых записях, появляются в виде улучшенных версий, вдобавок к партиям Бертона и Хэмметта, явно сигнализируют о более продвинутом мелодическом направлении, которое на самом деле немного замедляет один или два номера, но добавляет веса к качающим отбойным ритмам.
В начале Джонни Z считал The Mechanix выдающимся треком No Life. И безусловно, это еще и самый впечатляющий момент альбома, пусть даже и представленный в измененной, намного улучшенной форме с новым названием The Four Horsemen. Рон МакГоуни всегда считал оригинальный текст Мастейна «нелепым». Остальные были не так откровенны (до того, как Мастейн не пропал с горизонта), а потом Хэтфилд полностью переписал его. Ушла вызывающая смущение двусмысленность Дэйва – «заставлял мой вал вращаться… заставлял мои поршни раздуваться… заставлял мои подшипники плавиться от жара…», и пришли мрачные размышления Хэтфилда, смешанные с образами, как, например: «умирающий с того дня, как родился» и строками, еще более отсылающими к самому себе «всадники… которые приближаются, на кожаных конях они едут…». С точки зрения музыки, в то время как кричащий основной риф по-прежнему был во многом заимствован у Detroit Rock City группы Kiss, он также стал самым длинным, самым сложным отрезком альбома, полным удивляющих единичных мотивов, и, следовательно, стал композиционным прародителем сложного и прогрессивного материала, благодаря которому Metallica станет известна в восьмидесятых. Поданная в гораздо более медленном темпе, чем ее играл Мастейн, она также позволила группе показать себя в наилучшем свете: приводящий в восторг бас Бертона, поддерживающий волнообразные рифы с классически оформленной восходящей аккордной последовательностью, которая в конечном итоге дает дорогу намного более заниженному гитарному соло Хэмметта, чем тот безумный пулеметный обстрел, который любил Мастейн. Это крайне амбициозный номер для группы, которая еще искала свой студийный стиль, как если бы они привинтили друг к другу отдельные живые части уже мертвых песен и получили такого Франкенштейна: одна часть демонстрировала быстрый метал, другая – способности Бертона и Клиффа представлять более текстурный подход. Аналогично треки Phantom Lord (еще один из четырех треков, соавтором которого был Мастейн) и No Remorse (один из четырех треков, который приписывают только Хэтфилду и Ульриху, а риф был частично заимствован у Hocus Pocus группы Focus) демонстрировали, что у Metallica было нечто большее, чем просто «гром», как выражался Джонни Z. У них была еще и горбатая молния, и взлеты и падения, и луна и звезды – и полный новый музыкальный горизонт, который внезапно открылся взгляду.
