Несмотря на то что серьезная музыкальная пресса в значительной степени проигнорировала первый альбом Metallica, в конце 1983 года его уже начали воспринимать как поворотный момент в истории рока. Он показал, что рок далек от того, чтобы быть мертвым – как британская пресса времен пост-панка трубила, начиная с того дня, как солист Sex Pistols Джонни Роттен заявил, что уснул, пока смотрел Led Zeppelin, называя их динозаврами, в то время как панк и метал имели намного больше общего, чем это ранее признавали. Вы могли слышать музыкальных предшественников на стыке жанров, когда в разговор вступила Metallica, с их обшитыми железом рифами и прямолинейным вокалом первых альбомов Stooges и Pistols, и скоростных ритмов, и громыхающих барабанов ранних записей Motorhead и Теда Ньюджента. Не то чтобы Metallica осознавала те радикальные сдвиги, за которые их скоро будут превозносить. «Мы думали, что бы мы ни делали, найдутся люди, которые будут относиться к альбому с сомнением, потому что он был таким необычным для того времени», – сказал Кирк Хэмметт. Если непосвященным казалось, что треки пролетают как в тумане, то это было так, как было, настаивал Джеймс Хэтфилд: «Мы продолжали практиковаться, песни становились быстрее и быстрее, и энергия крепла». Вживую песни «всегда были быстрее» из-за всего этого «алкоголя и фриков, которые дурачились около тебя, это было просто волнение».
Однако осознанно или нет, в новом звуке, которому Metallica положила начало, просто играя быстрее, чтобы порадовать фриков, которые приходили на их концерты, было нечто намного большее. Помимо скорости, определяющей особенностью трэша были яростные нисходящие удары Джеймса Хэтфилда медиатором (даунстрок) по ритм-гитаре. До этого рок-гитаристы предпочитали давать аккордам звенеть и резонировать. Почти все, за исключением, пожалуй, Джонни Рамона, чья несгибаемая преданность специфичному звукоизвлечению подарила Ramones их уникальный неискушенный звук. Хэтфилд в своем стремлении сделать игру не просто жестче, быстрее, но и чтобы она резонировала менее вычурным образом, разработал то, что писатель и гитарист Джоэл Макайвер охарактеризует как «стаккато, приглушенное ладонью». Джеймс Хэтфилд был тем, кто, по его словам, продвигал этот стиль, который сейчас в рок-кругах считается обязательным. Макайвер назвал «суперплотные нисходящие удары Хэтфилда… с ладонью, сложенной пригоршней вокруг бриджа для идеально упругого звука» ключевым элементом в квинтэссенции звучания Metallica и, стало быть, трэш-метала. Как утверждает Макайвер, Хэтфилд был родоначальником техники, которая сделала звук метала «не резким или грубым, или сексуальным, а звуком будущего. Апокалипсис наступил, и его правой рукой был прыщавый подросток с другой, неправильной стороны Лос-Анджелеса».
Практически сразу возникло целое новое поколение рок и метал-групп, которые пытались подражать заряженному звуку Metallica и обездоленному внешнему виду ее членов, начиная с возросшей скорости и интенсивности новой музыки, которую уже называли трэшем, и в особенности песочно-сухой манере игры даунстроками Хэтфилда, которые невольно стали его фирменной подписью. Дэйв Мастейн, изначально знаменитый своими яростными соло (и колкими комментариями насчет Metallica), был достаточно прагматичен и использовал ритмические хитрости Хэтфилда в своей группе Megadeth, точно так же поступили Керри Кинг из Slayer и Скотт Ян из Anthrax. Эти три группы вместе с Metallica скоро стали известны как Большая четверка трэша, а выпуск Kill ‘Em All предоставил им всем стартовую площадку, в особенности когда специализированная метал-пресса, возглавляемая Kerrang! за которой быстро последовали фанатские журналы, которые уже поддерживали Metallica, прониклись этой идеей. Как и в случае в Новой волной британского хеви-метала, трэш внезапно стал подаваться как самостоятельное процветающее направление, которое возникло из ниоткуда за одну ночь. Или как Ларс Ульрих в шутку выставляет это сейчас: «Из разума Хавьера Расселла!»
Сын кинорежиссера Кена Расселла, Хавьер, был английским подростком, обучавшимся в государственной школе, который влюбился в жанр тяжелого рока, и в особенности в Lynyrd Skynyrd, так же как все его друзья в The Clash и The Jam. Работая в качестве независимого редактора фильмов, в конце семидесятых, в качестве хобби он начал писать для Sounds. По большей части это были обзоры иностранных хеви-метал записей из Европы и Америки. Подбадриваемый заместителем редактора журнала и изобретателем Новой волны, а также оригинальным редактором Kerrang! Джеффом Бартоном, в начале восьмидесятых Расселл стал первым журналистом, который даст имени Metallica серьезное освещение в медиаресурсах Британии, известных своей искушенностью. «Хавьер был парнем из офиса Kerrang! который действительно продвигал дело Metallica, – говорит сейчас Бартон. – Он неустанно болтал про них, до той поры, пока ты не думал – о, боже, я дам ему раздел на две страницы, только чтобы он заткнулся. Прорыв Metallica состоялся на сто процентов благодаря Хавьеру и его ранним репортажам».
Расселл не был блестящим писателем, но был большим энтузиастом метала и одержимым коллекционером, таким же как Ларс и его приятели-ботаники из Калифорнии. Когда в 1982 году он был в Сан-Франциско на каникулах, он узнал, что Motley Crue (новая группа из Лос-Анджелеса, о которой он слышал, но никогда не видел вживую) собирались выступить в Concorde Pavilion, и пошел туда просто из любопытства. На концерте его представили Рону Кинтана, который вручил ему копию кассеты No Life ‘Til Leather, и Хавьер про нее забыл («Люди все время подсовывают тебе на концертах кассеты групп, о которых ты никогда не слышал»). На следующее утро он вставил ее в свой Walkman, «не ожидая ничего особенного». И был шокирован. «Наушники просто засвистели!» Он дослушал до второго трека The Mechanix, прежде чем нажал на стоп и перезвонил Рону. «Я сказал: «Где играет эта чертова группа?» Он сказал: «Они будут играть в понедельник» один из регулярных вечерних концертов метал-понедельников в Old Waldorf. «Я пошел, и там была Metallica, Laaz Rockit и еще одна команда, и я был просто поражен». В то время Мастейн и МакГоуни все еще были в группе, но она уже тогда была «просто невероятной». Можно было видеть противостояние Хэтфилда и Мастейна. Они как будто оба пытались быть в центре внимания. Они выглядели как два брата, которые не ладят друг с другом. Хотя Мастейн был более энергичным. Но по нему также было видно, что он под кайфом».
Представленный Роном Ларсу после концерта, «я сразу поладил с ними, и мы остались на связи». Стащив футболку Metal up Your Ass на выходе, Хавьер вернулся в Британию «и немедленно начал рассказывать о них всем в Kerrang!. Я писал материал «metal up your arse» и сказал Джеффу: «К 1991 году эта группа станет крупнейшей в мире». И несмотря на то что Бертону и Хэмметту еще предстояло присоединиться к команде, уже тогда дело было не только в скорости, как утверждает Расселл: «Что я заметил, когда впервые увидел их, так это то, что, несмотря на быстрый темп, ты все равно чувствуешь мелодию. Они определенно звучали по-европейски, хотя и с американским уклоном». За исключением Venom, это была «самая экстремальная форма метала, которую я только слышал в жизни, но более качественная. Ничего не имею против Venom, мне они даже нравятся. Но если сравнивать их с Metallica, то это как слушать бетономешалку. У Metallica всегда было больше мелодии, больше песни».
