И когда они приближались к развязке сета, внимание публики перехватило прибытие вертолета, доставившего Бона Джови за кулисы. Казалось, он целую вечность летел над толпой, громко жужжа, прокладывая себе путь за кулисы, где площадка была буквально «очищена» наземной службой безопасности, так что Джон и его группа могли сойти с борта, не пересекаясь ни с кем, кто работал за сценой в тот день. «Долбаный придурок!» – злился Джеймс, когда сошел со сцены. «Он специально пытался изгадить наш сет!» Он был не настолько плох, на самом деле, хотя, конечно, внимание публики от группы отвлекли, но все, кроме Хэтфилда, который воспринял инцидент очень лично, быстро это пережили. Схватив маркер, он начеркал на своей гитаре: «Убить Бон Джови». Джон Бон Джови позже сказал мне, что это все было недоразумение; что он был в ужасе от одной мысли, что кто-то может заподозрить его, что он намеренно пытался испортить выступление другой группы, которая, ко всему прочему, еще и находилась ниже по списку в афише. Джон ясно дал понять свою позицию, однако все еще помнил комментарии Хэтфилда на сцене Донингтона двумя годами ранее про песни о «лосинах, макияже и детке», и между двумя лагерями не было особой симпатии.
Казалось, группу Metallica – самопровозглашенную обитательницу полуночного мира, где аккуратные ранние пташки типа Бона Джови считались врагом, – поставили на место. Чего ни Джеймс Хэтфилд, ни Джон Бон Джови, ни даже Ларс Ульрих (в своих самых тайных мечтах) не могли предугадать, так это того, насколько кардинально поменяются их позиции в следующие пять лет и что это Metallica, парни, одетые в черное, будут подниматься на сцену к заходящему солнцу, в то время как Бон Джови, когда-то такой безупречный, будет нырять как Икар в бушующее море – такого колеса фортуны даже Питер Менш не мог себе представить.
Или мог?
10. Безумные девочки, быстрые машины и много наркотиков
– Эй, чувак, – сказал Кирк, – ты можешь что-то с этим сделать, понимаешь?
Мы стояли в гримерке в Newcastle City Hall. На сцене Глен Данциг, когда-то лидер The Misfits, а теперь возглавлявший новую команду, которую он назвал в свою честь, делал большое одолжение толпе своим выступлением.
– С чем?
– С твоими волосами. Ты лысеешь. Сделай с этим что-нибудь, ты можешь это остановить.
Я уставился на него. Он застал меня врасплох. Мои волосы? Мы говорим о моих волосах? Я попытался отшутиться, типа, кого это волнует?
– Ага, и что это?
– Rogaine, чувак, – он улыбнулся. – Знаешь, что это?
Вообще я знал. Слышал что-то подобное: Regaine. «Та же фигня, чувак», – сказал он.
– Миноксидил, правильно?
Мой парикмахер упоминал о нем в последний раз, когда делал мне стрижку, но я был настолько озадачен, что задвинул этот вопрос на задворки сознания. А теперь это. Что мои волосы на самом деле выглядели так плохо, что люди начали подходить ко мне и напоминать об этом?
– Нет, чувак, – сказал Кирк, – я вижу это, потому что у меня та же проблема.
Я посмотрел на его волосы. Длинные, черные, кудрявые, как будто высокий лоб или… какого черта он сейчас сказал? И почему мне?
– Серьезно, – сказал он, – ты должен попробовать. Пока еще не слишком поздно… – И ушел.
Позже тем же вечером за пивом и косяком я обмолвился об этом Большому Мику, звукотехнику. Мы с Миком частенько оказывались вместе, когда я был с Metallica. Он не мог достать хороший черный гашиш в США, а я редко пробовал хорошую и крепкую травку у себя дома в Лондоне, во всяком случае, не в конце восьмидесятых. Мы выручали друг друга. И как-то в Ньюкасле все сложилось так, что мы оба получили то, что хотели. У нас был выходной на следующий день, и мы с Миком и командой затаились в отеле вместе с группой.
– О чем это говорит Кирк, – сказал я. – Rogaine? Regaine? Ты знаешь?
– О, Боже, – сказал он. – Это новый пунктик Кирка. Мы везем с собой в тур чертов грузовик этой фигни. Из-за нее и долбаной статуи некуда поставить оборудование.
Мик, с его густыми волосами до плеч, был не из тех парней, кому надо было беспокоиться о плюсах и минусах препарата, и он превратил разговор в шутку, надеясь сменить тему. Но я по-прежнему был заинтригован. И в следующий раз я спросил Кирка об этом.
– Конечно, – сказал он, – просто втираешь в кожу головы каждый день. Это надо делать каждый день, иначе не сработает. Но это классно. Тебе действительно надо попробовать, – снова повторил он. – Пока еще не слишком поздно…
Когда успешные рок-артисты выпускают по-настоящему культовый альбом, который становится их визитной карточкой, они могут себе позволить определенную свободу действий в своих следующих начинаниях. Однако когда такой альбом приходится на начало карьеры, для значительного прорыва в коммерческом или творческом плане, а лучше и в том и в другом, артист должен быть достаточно здравомыслящим, а его следующим логичным шагом станет продолжение работы в том же направлении. Это закрепит растущий статус среди основного круга поклонников и сохранит уверенность звукозаписывающей компании, которая усердно на него работает, но от которой артист зависит, плюс обеспечит доверие промоутеров, агентов и различных партнеров из средств массовой информации. После того как эта работа выполнена и фанатская база становится стабильной и надежной, тогда можно пробовать что-то новое, если есть такое желание, в своих следующих релизах. Важно избежать риска «выплеснуть ребенка из ванной вместе с водой», пытаясь создать что-то совершенно новое сразу после первого громкого успеха.
В таком положении Metallica оказалась в 1987 году, когда подошла к планированию своего четвертого альбома: не просто удержаться на волне их прорывного хита Master of Puppets, но и выстоять без Клиффа Бертона. Логичным и безопасным вариантом был бы сознательный сиквел, по сути Master II; чтобы монетизировать свою теперь уже сложившуюся формулу успеха и доказать, что замена Бертона Джейсоном Ньюстедом прошла гладко. Однако, когда Ларс Ульрих и Джеймс Хэтфилд собрались и начали обсуждать это одним октябрьским вечером 1987 года, одновременно проматывая Riff Tapes (записи риффов) – сборник частей и кусочков, которые они регулярно собирали между альбомами, небольшие идеи, которые рождались во время саундчека или необычные музыкальные фрагменты, которые Ларс напевал, а Джеймс превращал в аккорды на своей гитаре, – они решили не следовать ни одному из этих правил, а вместо этого пойти ва-банк с чем-то совершенно отличным от того, что они делали раньше, что сделает их буквально неузнаваемыми по сравнению с тем шаблоном Metallica, который уже сложился на их первых трех альбомах.
Или так решил Ларс. Пребывая в эйфории от успеха миллионных продаж по всему миру пластинок Garage Days, а также мини-альбома на CD и неверно восприняв дебютный альбом горстки бунтарей из ЛА под названием Guns N’ Roses, с ломающим стереотипы звучанием, он решил, что пришло время Metallica окончательно покинуть борт лодки трэш-метала и найти совершенно новый подход. Джеймс, за годы привыкший мириться с нескончаемыми разговорами Ларса о мировом господстве, но все еще потерянный и неуверенный в том, как продолжать дальше без «измерителя дерьма Клиффа», который направлял их вперед, только кивнул головой. И вообще, что означал весь этот разговор о том, чтобы «добавить новых элементов в звучание», о котором так любил рассуждать Ларс? Они просто напишут новые песни как раньше и посмотрят, что из этого выйдет, верно?