Даже первый сингл альбома, «Harvester of Sorrow», был ужасно перегруженным. «Песня была о человеке, который ведет обычную жизнь, у него есть семья и трое детей, и внезапно, однажды он просто слетает с катушек и начинает убивать всех вокруг», – как Ларс объяснял его в то время. Если бы музыка звучала хоть наполовину так же интересно… Тот факт, что она добралась до двадцатого места в британских чартах, возможно, связан с огромной к тому времени базой фанатов Metallica, которые были готовы купить что угодно, и с тем разнообразием форматов, в которых Phonogram была готова продавать запись. Аналогично следующий трек был передан на американское радио, хотя физически был выпущен как сингл: Eye of the Beholder, который шел на альбоме сразу за заглавным треком, звучал примерно так же, а его единственное достоинство для ротации на радио заключалось в том, что его постепенно нарастающий ритм стаккато был достаточно ярким, чтобы удержать внимание слушателя на первые пару минут, после чего эта заунывная монотонность наконец выключала тебя. «Ты видишь то, что вижу я? – торжественно произносит нараспев Джеймс. – Правда – это преступное деяние…», однако никто не отважился сказать группе правду об их новом альбоме.
Единственным исключением – сверкающим алмазом в океане посредственности – был трек One, самый амбициозный и успешный музыкальный эксперимент Metallica, а также самая глубокая и трогательная песня. Жуткая история пехотинца, который наступает на мину и, просыпаясь, постепенно осознает, что он потерял все – свои руки и ноги, пять своих чувств – все, кроме разума, который теперь брошен на произвол судьбы, в ловушку мрачной и невозможной реальности. Песня One была одновременным кошмарным приговором и трансцендентным путешествием. Это была Tommy трэш-метала в миниатюре (прим. отсылка к концептальбому «Tommy» 1969 года группы The Who), запечатлевшая постепенный спуск рассказчика в ад. Безмолвно просящего о смерти, его можно рассматривать как экзистенциальную метафору человеческого состояния и психомонизм жизни рок-звезды, и лихорадочная кульминация песни также служила для того, чтобы выразить чувство невнятного подросткового страха так, как ни одна другая рок-песня ни до, ни после нее не смогла.
Песня One, отчасти основанная на пьесе Далтона Трамбо 1939 года «Джонни получил винтовку», изначально была задумана Джеймсом как воплощение идеи о том, «что есть только мозг и больше ничего», но после Клифф Бернштейн предположил, что Джеймс прочитал книгу Трамбо. История Джо Бонэма, симпатичного, обыкновенного американского парня, которого отец-патриот, призывавший его быть храбрым, воодушевил сражаться в Первой мировой войне. Когда рядом с ним разрывается немецкий снаряд, Бонэм теряет ноги, глаза, уши, рот и нос. Примирившись с этими печальными обстоятельствами в больнице, окруженный откровенно испуганными докторами и сестрами, Бонэм использует единственную часть своего физического существа, которую еще в состоянии контролировать – свою голову, – чтобы набить азбукой Морзе сообщение: «Пожалуйста, убейте меня». «Джеймс много из этого почерпнул», – говорит Ларс. То же самое сказали Менш и Бернштейн, когда прослушали демо.
В их стратегии было еще одно важное изменение. На этот раз, в отличие от Master of Puppets, еще до того как пойти в студию, они решили, что у них будет один явный сингл, и что более важно – видеоклип на следующий альбом. Несмотря на свою публичную риторику, говорит Дэйв Торн, вопрос синглов никогда до конца не исключался. «Когда я поддразнивал Менша по этому поводу в прошлом, он всегда говорил: «Ну, если будет соответствующая возможность, группа может ее рассмотреть»». Торн спекулирует на том, что, возможно, Elektra, с которой «у них были сильные рабочие связи, убедила их, по крайней мере, попробовать. На самом деле и у Джеймса, и у Ларса крутилась идея обычного сингла и видео для Metallica с момента неожиданного успеха Garage Days в том году, и в особенности Cliff ‘Em All, первого откровенного сингла, который подтвердил, что они не обязаны делать видео по чьим-то правилам, кроме своих собственных. Менш и Бернштейн, которые уже тогда понимали огромную продажную ценность сингла и сопутствующего видео на MTV, просто выжидали нужный момент, чтобы снова поднять этот вопрос с Ларсом и Джеймсом.
Момент пришел вместе с осознанием того, что One сама по себе требует своего рода визуальной интерпретации, которая дополняла бы музыку ярким и художественным образом. Они еще больше воодушевились этой идеей, когда выяснилось, что Трамбо – левый по политическим взглядам сценарист, выступающий за мир, – был изгнан из Голливуда в эпоху охоты на ведьм Маккарти в 1950-х годах и в действительности был режиссером фильма, снятого по этой книге и выпущенного в 1971 году, в разгар войны во Вьетнаме. Возможно, у них получится использовать сцены оттуда для их будущего видео? – размышлял Бернштейн. Согласно Расмуссену, они на самом деле купили права на фильм, «чтобы использовать его в клипе» еще до того, как начали записывать его: «Это был посредственный фильм, но им нравилась его картинка, и они думали, что на видео это будет смотреться гениально». Они также использовали некоторые спецэффекты на оригинальном саундтреке, наложив звук пулеметного огня и взрывающихся мин на вступление.
Как Stairway to Heaven для Led Zeppelin и Bohemian Rhapsody для Queen, One для Metallica представила группу в ее музыкальном апофеозе, заключив в себе все прекрасное и оригинальное, что в них было, в одном наполненном событиями путешествии, которое начиналось с тихого, но насыщенного, душераздирающе-мелодичного гитарного вступления, подходя к постепенно нарастающей средней части, а затем к сметающему все на своем пути, ослепляющему кульминационному моменту. Ее слова сразу же переходят к ужасающей сути: «Задержи мое дыхание, потому что я хочу смерти… Теперь мир исчез/И только я один…». Это не было стандартное роковое высказывание Van Halen или Motley Crue, или даже Guns N’ Roses. Это было откровение, песня, крайне далекая от своего времени; и ее непредвиденным побочным эффектом стало то, что она навсегда изменила обстоятельства, окружающие Metallica. Не надо быть фанатом Metallica, чтобы оценить художественность One, точно так же как не обязательно быть поклонником Zeppelin, чтобы восхищаться Stairway. Но если вы таковым являлись, это был важный поворотный момент, который группа, возможно, никогда не повторит.
Показательно и то, что единственный трек, за исключением One, которому удастся преодолеть свое тяжелое окружение, – это самый короткий на альбоме Dyer’s Eve; его быстрый и острый, как порез лезвия, рифф дает возможность облегченно выдохнуть после извилистых пластов прогрессивного метала, которые ему предшествуют. Последний трек альбома с кульминацией хорош, но далеко не так, как Damage, Inc., а его успех – метка, определяющая, насколько тяжеловесно звучит остальная часть альбома по сравнению с ним. Интересно также то, что это был первый текст Хэтфилда (Дорогая мама/Дорогой папа/Какого черта вы заставили меня через все это пройти?), в котором он непосредственно затрагивает некоторые вопросы своего сложного детства: «Это в целом об этом ребенке, которого родители все время прятали от настоящего мира, пока он рос, а теперь, оказавшись в реальном мире, он не знает, как с этим справиться, и задумывается о самоубийстве, – пояснял Ларс. – Это, в общем, письмо ребенка своим родителям, в котором он спрашивает, почему они не открыли ему настоящую жизнь…». И это будет далеко не последний автопортрет, вышедший из-под пера Джеймса Хэтфилда.
