В афише была еще одна группа, которой Ларс тайно восхищался: Megadeth. «У меня всегда было впечатление, что Ларс интересовался тем, чем занимался Дэйв [Мастейн], и в некотором роде любопытствовал и был заинтригован тем, что делал Дэйв, – говорит басист Megadeth, Дэвид Эллефсон, сейчас. – Казалось, Ларс хотел сохранить дружбу, либо он из сопернических соображений всегда хотел знать, чем занимался Дэйв». Поэтому ни Эллефсон, ни Мастейн не удивлялись, когда видели, как Ларс бродил вокруг их гримерки перед выходом. Воодушевленный визитом к Guns N’ Roses, Ларс был настолько вне себя, что не смог почувствовать волну неприязни, исходящую от группы. Как поясняет Эллефсон: «Вся группа была в смятении, замешательстве и кризисе из-за [героиновой] зависимости».
К тому времени Эллефсон и Мастейн уже четыре года были наркоманами, и за это время их «болезнь», как называл это Мастейн, стоила им менеджера, подруг и нескольких сильных составов Megadeth, чья карьера, несмотря ни на что, была все еще на подъеме. «Я начал принимать, – говорил Мастейн будничным тоном, – потом злоупотреблять, а потом это переросло в полномасштабную зависимость. Я как будто не мог видеть, что происходит. Был беспомощен… Когда мы с Дэйвом [Эллефсоном] впервые подсели, нам было достаточно просто выпить пива и покурить травки. Но мы зависали с этими джаз-музыкантами, а джаз – это синоним наркотиков. И они говорили: «Чувак, все великие принимают героин! Чарли Паркер, Майлз Дэвис, бла-бла-бла». Я был своего рода польщен тем, что я тоже наркоман».
К шоу в Донингтон в 88-м году Мастейн сказал мне: «Я тратил по $500 в день… на это дело». Однако, прилетев всего за день до выступления, никому, за исключением, возможно, Мастейна, не удалось достать наркотики. В результате, говорит Эллефсон, они все были «очень расстроены». Он едва ли мог «дотянуть до конца шоу». И что еще хуже, говорит он, что они достигли той отчаянной стадии наркомании, когда начали обманывать друг друга по поводу того, кто вмазал, а кто нет. Эллефсон знал, у Мастейна было немного наркотиков, но тот не признавался. Или группе удавалось заполучить небольшую дозу, и они не говорили ему, стараясь сохранить для себя то небольшое количество. Паранойя достигла угрожающих масштабов. «Да, было именно так, потому что на этой стадии ситуация с героином очень темная, очень обманчивая и очень глубокая. Это просто зло. Все это нечеловеческое поведение… когда всё – полное расстройство, всё плохо».
Вероятно, не обращая на все это внимания, Ларс почувствовал себя желанным гостем в раздевалке Megadeth и сел со своим старым добрым другом Дэйвом, чтобы «пожевать это дерьмо». Мастейн, в удивительно хорошем настроении для наркомана, по всей вероятности, будучи не совсем в себе, даже пригласил Ларса на сцену, чтобы тот присоединился к выходу на бис, что Ларс и сделал, спев партию бэк-вокала к Anarchy in the UK. Толпа, осознав значимость того, что происходило на сцене, с готовностью приветствовала их и играла свою роль. Тогда группа вместе с Ларсом, пошатываясь, удалилась в сторону гримерок, и барабанщик Metallica спровоцировал свое падение, рукой обнимая Дэйва Мастейна за шею. Я тоже был там в тот день, но про себя отметил лишь небольшое удивление такому неожиданному повороту событий. Ларс любил тусоваться, и все знали об этом. И, может быть, большой плохой Дэйв, в конце концов, простил его. Может быть…
Я был намного больше встревожен, когда, гуляя по закулисной зоне час спустя, заметил какого-то пьяного гуляку, лежащего лицом вниз в грязи и едва шевелящегося. Обеспокоенный его безжизненным состоянием, я подошел, чтобы убедиться, не нужна ли ему помощь, и только перевернув его, обнаружил, что это был Ларс. Он неуверенно поднялся на ноги, ухмыляясь так, как делали только совершенно «убитые» люди, когда они были довольны собой. «Эй, Мик, – произнес он невнятно, забрасывая свои руки мне на шею, – как делища?» Он начал хихикать. Ого, подумал я, должно быть, он реально пьяный. Потом он отступил, и я заметил его глаза. Они сузились до точки, а его лицо стало маской из пота.
– Что ты сделал? – спросил я, обеспокоенный.
– Просто тусовался, – захихикал он.
– С тобой все в порядке? Тебе помощь не нужна? Хотя бы стоять можешь?
– Я в порядке, – он пустил слюну. И ушел, раскачиваясь из стороны в сторону. К счастью, перегибы Ларса не ограничивались наркотиками и алкоголем. В душе он был все тем же подростком-ботаником, который бесславно потратил свою юность, собирая пленки и пиратские записи, вместо того чтобы тренироваться на теннисном корте. Брайан Татлер, который был в восторге от того, что Metallica снова решила выпустить запись старой песни Diamond Head, The Prince, на стороне Б их следующего сингла Harvester of Sorrow, вспоминает, как приехал в Лондон, чтобы потусоваться в отеле с Ларсом, который ходил в Shades, чтобы купить пиратские записи Metallica (у Ларса было больше сорока штук в гостиничном номере, которые он собрал в туре). Когда Ларс предложил вернуться вместе к родителям Дебби на воскресный ланч, Брайан предполагал, что он хотел поехать на поезде. «К черту это», – сказал Ларс и просто окликнул такси. Счет, который Ларс оплатил наличными, составил £180. Плюс щедрые чаевые. «Он всегда был невероятно щедрым, как и в тот раз», – говорит Татлер. Хотя это был первый раз, когда он почувствовал, что Ларс демонстрирует какие-то признаки звездных выходок.
Наконец, 5 сентября вышел четвертый альбом Metallica… And Justice for All, и как и Master of Puppets он был официально наречен платиновым. Master потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы продать первый миллион копий в Америке; Justice сделал это всего за девять недель, достигнув шестой позиции в американских чартах, самой высокой позиции за всю их карьеру на тот момент. Обзоры были единогласно положительными, а Kerrang! подвел итог, резюмировав общее мнение об альбоме, который «наконец привел Metallica в первую лигу, которой она и принадлежит». Однако в записывающей компании, за закрытыми дверьми, возникала серьезная обеспокоенность. Несмотря на то что продажи альбома в Америке, в конце концов, сравнялись с британскими и европейскими, на это потребовалось намного больше времени. Дэйв Торн из Phonogram, который считал продюсирование «ужасным… в частности, из-за отсутствия в нем басовой партии» провел первые несколько недель после релиза, защищая его перед «большим числом крайне категоричных людей внутри записывающей компании, [которые] стучались в мою дверь и говорили: «Эта пластинка звучит как полное дерьмо, в чем дело?»
Тем не менее альбом сразу же ушел в британский чарт, став номером четыре, что квалифицировалось как коммерческий успех группы, которая никогда раньше не добиралась со своим альбомом до Топ-40. Британские и европейские отрезки тура Damaged Justice уже были распроданы и начинались с Будапешта через неделю после выхода альбома. Тур добрался до Британии в октябре, где они распродали все билеты на три вечера в Hammersmith Odeon. Большим сюрпризом тура было новое сценическое представление группы, которое стало их первой попыткой организовать шоу. В нем участвовала двадцатифутовая реплика статуи Свободы с обложки альбома, связанная и с завязанными глазами (которой дали прозвище Эдна по аналогии с Эдди группы Maiden), которая мелодраматично разрушалась во время бесконечной кульминации… And Justice for All на каждом концерте, когда ее голова падала с плеч, как от гильотины. Это была эпоха пантомимы в хеви-метале, которая на тот момент считалась приемлемым театральным представлением. Пальма первенства принадлежала вездесущей фигуре Эдди, Maiden, которую теперь оживляли на бис на каждом концерте, и еще более несуразному дракону Ронни Джеймса Дио (по прозвищу Дэнзел), с которым солист «устраивал битву» на сцене. В таком контексте посрамление Эдны в конце выступления казалось практически приличным представлением. Однако были и комичные моменты, возникавшие в те вечера, когда что-то шло не так: статуя просто отказывалась разрушаться или ее голова скатывалась со сцены в зал, или у нее отпадала половина руки, мягко качаясь, перед тем как упасть на подиум барабанщика.
