Тогда справедливо разъяренная толпа из 2000 фанатов, которые вынуждены были вытерпеть два незаконченных сета, устроили беспорядки при выходе со стадиона, устраивая драки с полицией, вылившиеся в десятки раненых. Даже Ларс позже сухо усмехался: «Не самый лучший вечер для проблем с мониторами». Джеймс добавлял: «Я так разочаровался в Акселе, потому что он мог запо-лучить симпатию стольких людей, если бы продолжил шоу». Вместо этого «было так много ненужного насилия из-за его отношения. Он мог превратить это в замечательный вечер». На этот раз пришлось отменить и перепланировать семь концертов. К тому времени Алан Нивен уже давно был отстранен – за то, что дерзил «рыжему диктатору», как он называл Акселя. Но даже сменивший его Даг Голдштейн был вынужден признать, что тур стал «как Indy 500. Люди приходят смотреть не на гонки. Они идут смотреть на катастрофу».
За кулисами происходило еще большее веселье. «Аксель пытался произвести впечатление на Metallica и всех остальных, – вспоминал Слэш, – устраивая вечеринки за кулисами каждую ночь». Ежедневно Аксель подписывал гигантские чеки своим сводным брату и сестре, Стюарту и Эми, и поручал им сообразить что-нибудь «особенное» в качестве развлечения после шоу на тот вечер. «Мы тратили сотню тысяч долларов за ночь на вечеринки», – вспоминает барабанщик Мэтт Сорум. Одним вечером они устроили «Греческую ночь, когда четверо обмазанных маслом, мускулистых парней внесли жареного поросенка». Другим вечером могла быть вечеринка в стиле шестидесятых, полная гелевых светильников, психоделических световых шоу и слоганов, распыленных повсюду краской из баллончиков: «Кислота отличная», «убей свиней». Единственной константой было наличие открытого бара, нескольких автоматов для игры в пинбол, бильярдных столов, джакузи и стриптизерш, танцующих на столах. Как говорит Родди Боттум, клавишник Faith No More, который открывал несколько дат, «там было больше стриптизерш, чем людей из технической поддержки тура».
В течение некоторого времени Ларс был в своей стихии. Он все еще употреблял большое количество кокаина практически каждый день, носил точную копию белой кожаной куртки Акселя, которую он себе сделал на заказ, и был типичным участником вечеринок после шоу. «Как будто мы были в Индианаполисе, – вспоминает он, – везде были машины из «Формулы-1» с девушками, одетыми в униформу экипажа. Это был декаданс высочайшего уровня, который я когда-либо видел, диковинность Калигулы. Конечно, были оргии. Был ли я вовлечен? Да. Ну, я был в той же комнате – оставим подробности». Росс Халфин вспоминает, как взял группу на фотосессию в Джексон-виль, где Ларс ходил в белой кожаной куртке, «а группа стояла за ним и показывала знак креста». Джеймса все это особенно раздражало. Тур с G’n’R «был очень экстравагантным, и это было совсем не по мне. Горячие ванны за кулисами. Я уходил за кулисы и выпивал пива, и играл в бильярд – вот что я делал. К тому времени как они уходили со сцены, меня уже не было, и мне не надо было тусоваться вместе с ними». Для Джеймса, не употреблявшего наркотиков, Guns N’ Roses «были частью врага. Ларс был там в своей белой кожаной куртке и все такое, с энтузиазмом рисуясь. Ларс такой человек. Ларс будет увлечен определенными людьми всю свою жизнь, и ему нужно быть ближе к ним. Думаю, такова его сущность. Ему нравится учиться у людей, у которых есть, что взять. У Акселя это было». Как будто подчеркивая этот факт, после окончания тура Ларс не виделся с Акселем практически пятнадцать лет. «Аксель был сразу двумя разными людьми, – сказал Ларс, оглядываясь назад. – Тебе действительно оставалось гадать, какого черта случится дальше. Когда он был в хорошем настроении, он был милейшим парнем, но когда он забывал принять свои таблеточки или решал бросить, он превращался в настоящего фрика. Тем не менее он был таким человеком, который входил в комнату и сразу же притягивал к себе каждого присутствующего. Это редкий дар».
Тем временем, спустя год после релиза, Black Album все еще продавал сотни и тысячи копий каждую неделю по всему миру. Усиленный как минимум пятью идущими подряд хитами-синглами: Enter Sandman быстро проследовал в чарты вслед за The Unforgiven (выпущенный в восьми различных форматах только в Великобритании), Nothing Else Matters (также в восьми форматах в Великобритании), Wherever I May Roam (в шести форматах) и, наконец, в конце 1992 года Sad but True (еще в восьми форматах), к концу тура, летом 1993 года, альбом продался тиражом почти семь миллионов копий в США и еще пять миллионов за границей. Он стал одним из тех альбомов, без которых не обходится ни одна уважающая себя коллекция винила, в конце концов, добравшись до отметки более 15 миллионов копий, проданных в США до настоящего момента, и около 24 миллионов по всему миру, что делает его одним из самых продаваемых популярных альбомов за всю историю, среди всех жанров.
Последний денежный этап мирового турне получил название Nowhere Else to Roam еще один крупный открытый совместный тур, на этот раз по Европе с Ленни Кравицем. А венцом славы был собственный шоу-фестиваль, возглавляемый Metallica в Англии, в июне на стадионе Milton Keynes Bowl вместимостью 55 000 мест. «Очевидно, это очень эгоистично – делать такое мероприятие, – сказал Ларс по телефону перед приездом группы. – Но это правильно. Думаю, когда Iron Maiden делали свой первый стадионный тур Monsters of Rock, им, возможно, это удалось лучше, чем кому бы то ни было; нужно подождать, когда придет время. И сейчас внезапно оказалось, что наше время пришло».
Определенно, так это и выглядело, когда я бродил за кулисами тем вечером. Ларс был как всегда приветлив, прибыл на место фестиваля за несколько часов до того времени, когда он на самом деле был нужен, останавливался, чтобы поприветствовать друзей, старых и новых. Единственным отличием, которое нельзя было не заметить, была шумная стая команды MTV, которая следовала за ним повсюду, их камеры и микрофоны жадно впитывали любой отголосок внимания, исходивший от него, включая сцены, как они сами снимали… самих себя. Концерт прошел безупречно; теперь Джеймс был сам по себе звездой шоу, образцовым метал-фронтменом, энергичным, бескомпромиссным, высоким, худым, полностью владеющим сценой, находящимся на расстоянии миллионов миль и нескольких жизней от неуверенности, связанной с прыщами, и потратившим годы на то, чтобы уклониться от роли фронтмена. Теперь его связь с аудиторией казалась неразрывной, полной, как будто, когда он смотрел на тысячи людей, он видел зеркальное отражение себя, оглядывающегося назад, с поднятыми кулаками. Можно сказать, зрители, его люди, знали этого человека ближе, чем своих лучших друзей. Со сцены бушевал пьющий, трясущий хайром, пожирающий женщин, носящий оружие, символ хорошего (и плохого) рока, хеви, мать его, метала, как он сам его называл. И все же, что бы он ни изображал и ни заставлял их думать, они не знали и половины всей правды – что даже тогда Джеймс Хэтфилд все еще притворялся, просто делая то, что как он считал, он был обязан делать.
Уже можно было прочитать знаки грядущих перемен, но фанаты Metallica были слишком заняты пополнением своих рядов и поклонением группе. «Иметь деньги, быть частью всего этого просто сводит меня с ума, – сказал Джеймс в первой заглавной статье группы в Rolling Stone. – Мне нравится бывать там, где большинство людей не может меня найти, и заниматься своими делами, или просто бывать с друзьями в дикой местности, жить в палатке или выпивать, или что-то такое. У меня есть время, чтобы подумать о том, к чему все это дерьмо на самом деле, что делает меня счастливым… Хорошо выглядеть, бывать в нужных местах, играть в эту долбаную игру. Я устаю от этого дерьма. Это не имеет ничего общего с реальной жизнью, с тем, чтобы быть живым».
