— Обычно эти ящеры живут в теплых странах и любят солнце. К прохладе не привычны и в холоде впадают в спячку.
— Верно, миледи, — улыбнулась женщина. — Под шатром, в тепле, юпер носится, как молния.
— Я хочу его погладить! — оживился Вейре. — Он же не человекоподоб!
— Милый, Вейре, — обратилась я к ребенку. — В природе чем ярче у животного окрас — тем оно опаснее. У юпера в пасти опасная слюна. И любая царапина может привести или к потере руки, или смерти. Ты же не хочешь болеть?
Вейре посмотрел на меня, на ящерицу, на отца и тяжко вздохнул. Кажется, я у малыша в авторитете.
Потом были и другие животные, которые становились все крупнее и опаснее, и тогда я обратилась к герцогу.
— Ваша Светлость, представление замечательное, однако я не уверена, что следует вот так вот выводить огромных животных. Хоть они и дрессированные… — я запнулась, потому что на лице герцога появилась улыбка.
— Удивлен вашей разумности. Звери — не прихоть. Именно поэтому крупные особи находятся в клетках и оттуда не выйдут.
Я благодарно кивнула и отвернулась, снова сосредоточилась на представлении.
— Папа! Баронесса! А кто это?! Фу, какой противный и колючий!
Невозмутимое подобие дикобраза громко фыркало, а потом и вовсе свернулось калачиком, продемонстрировав огромные колючки.
— Спроси у баронессы, — ответил его отец, подкалывая меня.
Ну, кое-что я могу сказать и об этом животном, однако решила, что умничать не стоит, потому кротко ответила:
— Не знаю, Вейре, но позже можем посмотреть в книге.
Ребенок довольно кивнул и продолжил смотреть «цирк».
Все шло хорошо, пока к герцогу спеша не подошел дворецкий и не прошептал что-то. Герцог хотел встать, но Вейре схватил его за руку и попросил:
— Папа, не уходи! Пожалуйста!
Никогда не слышала от него этого слова. Но сейчас оно прозвучало так жалобно.
Что на моих глазах происходило что-то важное, я убеждалась, наблюдая, как герцог напрягся, задумался, быстро шепнул что-то слуге и остался сидеть с сыном, который еще сильнее вцепился в руку отца. Я даже видела, как у Вейре от усилий побелели пальцы.
Тем временем слуги принесли кресло и еще один плед.
«Кто-то приехал, — догадалась, однако я еще не знала, что сейчас состоится знакомство с той самой красавицей Вильдией. Хотя нет, я нутром почувствовала, что это она.
Глава 20
Появление Вильдии было подобно вихрю — несдержанному, своевольному, капризному и чем-то очень сильно раздосадованному.
— Освальд, ты не рад моему приезду?! — хлопая ресницами, спросила нежданная гостья, взирая на герцога невинными глазами. Красивая, идеальная, даже румянец на ее щеках как натуральный. Однако иногда достаточно произнести несколько слов, чтобы мнение о человеке испортилось. Нарочитая изнеженность, томность в голосе… — не вязались с тем идеальным образом, что сложился у меня в голове о красотке. Я даже растерялась и совсем позабыла, что надо встать и поприветствовать старшую по рангу. А поскольку я нарушила этикет — удостоилась от нее злого, надменного взгляда. Хотя… подозреваю: я получила его из-за Вейре, державшего меня и герцога за руки. Причем Вейре так держал отца, что Веспверк смог едва привстать, чтобы поприветствовать даму сердца.
— Прости, Вильдия, — произнес герцог гостье без капли заискивания. — Не могу уделить тебе внимания. Ты появилась весьма неожиданно. — В его словах проскальзывал укор. Однако с нахалки, как с гуся вода. Она обольстительно улыбнулась и грациозно села в кресло.
Слуга поспешил укутать и ее в плед, но видимо, красотка желала, чтобы о ней позаботился лично хозяин дома, поэтому нервно ударила слугу по руке.
— Сама! — ее голос прозвучал неожиданно неприятно, совершенно не сочетаясь с изумительной внешностью. Такая редкая красавица должна обладать нежным, обворожительным голосом, однако он походил на скрип плохо смазанных колес. Только, кажется, природа обделила Вильдию не только голосом, тактом, но и умом.
Стоило Вейре увидеть невесту отца — улыбка сошла с его лица.
— Сделаем перерыв? — предложила я напряженному герцогу. Мне на него плевать, но его пассию сто раз плевать, только не на ребенка. Радостный день, которого он так долго ждал, померк из-за бесцеремонного вмешательства одной эгоистки, решившей, что мир вращается вокруг нее.
Веспверк старший замялся с появлением гостьи, однако же не спешил останавливать представление.
— Вейре, — обратился он к сыну мягко. — Продолжим?
— Нет! Не хочу! Больше не хочу! — отчаянно завертел головой ребенок, поджимая губы, и я увидела, как у него заблестели глаза.
— А я очень хочу! — прошептала ему на ушко. — А еще хочу обнимашек. И ты, наверно, тоже хочешь, — протянула руки, и Вейре, вряд ли знавший, что такое обнимашки, прильнул к моей груди. Он отчаянно уткнулся холодным носом мне в шею, однако руку отца не выпускал. Но по шумному дыханию малыша я чувствовала: еще немного, и он разрыдается.
Еще недавно ребенок смеялся от счастья, а теперь на моих глазах разворачивалась драма. Перехватила взгляд надменной Вильдии — и даже мне стало неприятно. Неужели герцог не замечает происходящего?
Тишина затягивалась. Я уже готова была подняться и унести Вейре, но Веспверк разрушил молчание:
— Вильдия, поговорим позже, — хмуро посмотрел на гостью, однако она не спешила уходить.
Внешне Веспверк сохранял невозмутимость, и я бы ни за что не догадалась, что хозяин поместья напряжен до передела, если бы он, аристократ, впитавший правила высшего света с молоком матери (или кормилицы), не позабыл об этикете. Но сейчас ему было явно не до представления нас с Вильдией друг другу.
Лишь когда Вейре все-таки всхлипнул, раздраженная гостья холодно бросила:
— Подожду в кабинете, — однако с кресла не вставала, надеялась, что герцог остановит ее. Но у того заходили желваки, и останавливать гостью он не спешил. Тогда высоко задрав голову, она поднялась и медленно зашагала к дому в сопровождении слуги.
Циркачи, опытные в общении люди, мигом сообразили: сейчас лучше притихнуть, чем попасть под горячую руку раздраженного хозяина поместья. Представление приостановили, и теперь только визги обезьян, выпрашивавших фрукты, разрывали давившую тишину, в которой беззвучно плакал Вейре.
Жалобно всхлипнув, малыш и вовсе выпустил руку отца, словно отпуская его к ненавистной гостье, а сам отчаянно вцепился в меня. И мне пришлось закусить губу, чтобы самой не всхлипнуть.
Я прижалась щекой к детской макушке, укутала Вейре своим пледом, чтобы не мерз, — и поймала затравленный взгляд Веспверка, которого наша с Вейре близость окончательно выбила из колеи. Столько отчаяния читалось в его зеленых, прежде таких самоуверенных глазах. Исчезла надменная, вежливая улыбка с породистого лица.
