Зарядив магазин, Канаш со щелчком загнал его на место, поднял винтовку к плечу и осмотрел площадь через прицел. Человека, которого он дожидался, нигде не было видно.
Респектабельный шеф Чека Валентин Валерьянович Канаш забрался на этот пыльный чердак для того, чтобы собственноручно застрелить Баландина, который оставил его с носом и чуть не убил три дня назад. Лежа дома и глотая рекомендованное врачом теплое питье, Канаш пораскинул мозгами и решил не прибегать к услугам Аполлоши. Засаленный сводник брал за свои услуги сумасшедшие деньги, и, кроме того, Канаш жаждал лично влепить пулю в костистый звериный лоб Баландина. Валентин Валерьянович не привык терпеть поражения, а когда все-таки терпел, не успокаивался, пока не брал реванш. Кроме того, он уже давно никого не убивал собственноручно и успел немного заскучать на спокойной канцелярской работе. Баландин был идеальной мишенью для освежения забытых навыков, да и Рогозин отдал по его поводу совершенно недвусмысленный приказ, который предусмотрительный Канаш между делом не поленился записать на магнитофонную пленку. Но запись записью, а отказать себе в удовольствии лично шлепнуть лагерного волка Канаш просто не мог.
Он снова посмотрел на часы и еще раз обвел площадь внимательным взглядом через окуляр оптического прицела. Мишень все еще не появилась, но на стоянке напротив сквера Канаш с удивлением заметил знакомую спортивную «хонду» ярко-красного цвета. Он навел перекрестие прицела на заднюю номерную пластину и убедился, что видит машину Чека, а не ее двойника.
Это был сюрприз. В тот день, он не отдавал Чеку никаких приказов относительно Баландина, ограничившись тем, что отобрал у него отснятый материал и обозвал идиотом. Видимо, решил Канаш, мальчишка оказался самолюбивее, чем он думал: недаром же явился сюда именно в это время. Значит, решил реабилитироваться, по собственной инициативе выследив эту беспалую сволочь… «Ну-ну, — подумал Канаш, отставляя в сторону винтовку и закуривая, чтобы скоротать время. — Порыв, бесспорно, похвальный, но совершенно бесполезный. Следить-то очень скоро станет не за кем!»
Он сидел на тарном ящике, время от времени поглядывая на часы, затягиваясь сигаретой и бездумно стряхивая пепел под ноги. О том, чтобы не оставлять следов, Канаш нисколько не заботился. Ну и что с того, что приехавшие менты рано или поздно обнаружат его огневую позицию? К тому времени труп хромого уже успеет окоченеть, а Валентин Валерьянович Канаш будет лежать дома перед телевизором, глотать теплое пойло и почитывать газеты, потешаясь над наивностью тамошних обозревателей. Районные Шерлоки Холмсы могут сколько угодно делать слепки с его следов и обнюхивать брошенный им окурок. В многомиллионном городе толку от этого, как с козла молока. Даже если допустить на мгновение, что Чек приволок с собой все свои шпионские причиндалы и будет делать запись, никакой полезной информации из его записей извлечь не удастся. Это будут просто кадры, достойные того, чтобы быть вставленными в один из боевиков Квентина Тарантино, где американские отморозки почем зря выпускают друг другу мозги. Хотя, конечно, пленочку лучше будет все-таки отобрать — мало ли что… В кадр может попасть машина Рогозина, и какой-нибудь дошлый мент, не ровен час, додумается связать убийство неизвестного зека с именем президента «Эры». Это будет, конечно, бездоказательный вздор, но Рогозину подобный прокол не понравится.
Канаш сидел на ящике, курил и смотрел на площадь. Его голова торчала над нижним краем слухового окна, как перископ невиданной подводной лодки, готовящейся всадить торпеду во вражеский линкор. Уродливая и смертоносная снайперская винтовка, лишь недавно принятая на вооружение некоторыми спецслужбами США, лежала у него на коленях, и время от времени Канаш безотчетным движением поглаживал тускло поблескивающий вороненый казенник. Бывший майор КГБ Канаш даже не подозревал, до какой степени его натренированное тело профессионального убийцы стосковалось по настоящей работе, которую не могли заменить никакие упражнения в спортивном зале и тире. Он сидел, вспоминая былые лихие денечки, и не подозревал, что из окна дома напротив за ним внимательно наблюдают выцветшие блекло-голубые глаза в густой сетке морщин, близорукость которых с лихвой компенсировалась высококлассной оптикой мощного цейсовского бинокля, взятого в качестве трофея на полях сражений второй мировой.
Ни о чем не подозревающего Канаша спасла лишь давняя вражда, которую испытывала Виктория Андриановна Кублицкая, вдова генерал-майора артиллерии Кублицкого к руководству своего родного жилищно-эксплуатационного управления. Только эта вражда заставила ее позвонить не в милицию и не в приемную ФСБ, номер которой ей был отлично известен, а именно в ЖЭУ. Начальник ЖЭУ, вступивший в должность всего два месяца назад и уже подыскивавший себе более спокойное место работы, выслушав сделанное прокурорским тоном сообщение о том, что на чердаке одного из вверенных его попечению домов сидит и раскуривает, нарушая правила пожарной безопасности, какой-то бомж, устало пообещал разобраться и поспешно повесил трубку, потому что узнал голос Виктории Андриановны, донимавший его даже в ночных кошмарах. Он попытался дозвониться до участкового, потерпел неудачу и послал на чердак одного из своих лифтеров, сказав тому, что кто-то, видимо, забыл запереть дверь технического этажа. Потом у него на столе снова зазвонил телефон, сигнализируя об очередной аварии на его участке, и начальник ЖЭУ начисто позабыл и о Виктории Андриановне, и о лифтере.
Между тем Канаш докурил третью по счету сигарету и в очередной раз посмотрел на площадь через прицел винтовки. Виктория Андриановна в это время вынуждена была прервать свои астрономические наблюдения, так как с возрастом мочевой пузырь у нее сделался еще слабее, чем глаза.
На площади появился длинный золотистый «бьюик» Рогозина. Тонированные стекла салона мешали разглядеть водителя, но Канаш и без того знал, что за рулем сидит вовсе не Рогозин. Уважаемый Юрий Валерьевич в данный момент отсиживался в своем кабинете, мучимый разыгравшимся на нервной почве приступом холецистита, и с нетерпением ждал сообщения о смерти своего странного знакомого. Подумав о нем, Канаш холодно улыбнулся и в который раз дал себе слово как-нибудь на досуге разузнать, что это за «дело Свешниковой», о котором упоминал хромой.
Как только «бьюик» начал притормаживать, нацеливаясь на освободившееся парковочное место, Канаш увидел свою мишень. Знакомая белая рубашка, над распахнутым воротом которой маячила покрытая нездешним красноватым загаром волчья физиономия, вынырнула откуда-то справа, из-под густых темно-зеленых крон росших в сквере деревьев, и стала приближаться к машине Рогозина. Сквозь мощную оптику Канаш отлично видел выражение звериной настороженности, застывшее на костистом лице человека, которому оставалось жить всего несколько секунд.
Указательный палец Канаша мягко лег на спусковой крючок, перекрестие прицела остановилось на голове Баландина, а потом, повинуясь едва заметному движению снайпера, плавно переместилось на грудь. Как бы ни хотелось Канашу раскроить хромому волку череп, выстрел в грудь был все-таки вернее.
Выверив прицел, Канаш начал плавно давить на спусковой крючок, и тут хромой, будто что-то почуяв, резко повернулся боком и даже присел, слегка согнув в коленях ноги. Винтовка в руках Канаша издала негромкий звук, похожий на плевок, и мягко толкнула его в плечо. На белой рубашке Баландина распустился красный цветок, хромой покачнулся и начал падать, но Канаш знал, что этого мало: пуля попала хромому в плечо, а от таких ран не умирают, особенно в центре огромного города, где навалом больниц и машин «скорой помощи».
