И тогда Тэб-Тэнгри и они – его спутники – приняли решение: найти достаточно знатного человека, помочь ему стать ханом над монголами и тем изменить судьбу. Выбор их пал на молодого Тэмуджина. Тот был как-никак правнуком первого хана монголов Хабул-кагана. Кроме того, Мунлик, отец Тэб-Тэнгри, был другом отца Тэмуджина – Есугея.
Шаманы и их ученики обходили каждое кочевье, каждую юрту, каждый аил… И говорили о храбром молодом воине, о том, что боги благоволят к нему и что пора монголам стать единым народом – иначе Небо отвернется от них и беды обрушатся на головы несчастных.
И к Тэмуджину начали переходить нойоны и бедняки, и целые семейства, и одинокие бродяги, купцы и ремесленники; кочевья, курени простолюдинов…
Тэб-Тэнгри вопрошал зеркало и говорил сыну Есугея: что делать. Благодаря этим словесам, за считанные годы сыну Есугея удалось подчинить себе почти все народы монгольского корня – меркитов, татар, кераитов, найманов… Он одержал победу над своим когда-то лучшим другом, а потом злейшим врагом Джамухой, носившим титул гурхана – хана над ханами. Лишь один раз Тэмуджин пренебрег советом Тэб-Тэнгри – и оказался в плену у чжурчженей, а в степи вернулись беды и хаос. Долго шаман высматривал в зеркале способы, как освободить своего избранника и будущего спасителя монголов. И в конце концов нашел в столице врага некоего жадного чиновника, что согласился за золото замолвить за пленника словечко. Тот вернулся в Степь – и скоро уже вновь вознесся к власти, а его враги стали добычей птиц-падальщиков и шакалов.
И вот был созван Великий курултай, на который собрались представители всех племен, признавших власть Тэмуджина. И сказал Тэб-Тэнгри: Тэмуджину надлежит принять новый титул, но какой? Он не мог быть просто ханом, поскольку победил ханов; не мог он быть даже гурханом, потому что и гурхан числился среди побежденных им. И в наступившей тишине Тэб-Тэнгри рек – де Небо подсказало ему новый титул – Чингисхан, который и надлежит теперь носить Тэмуджину. Этот титул раньше никто не носил. И значит он: «Океан-хан» – ибо нет равных власти его, как не имеет себе равных океан. Чингис – так зовут озеро Байкал и так называют море…
И отныне у монголов был единый царь, а рядом с ним – Тэб-Тэнгри, посредник между ним и великим Вечным Небом, освятивший на великом курултае власть Темучжина.
Но миновали годы – и Дайян Дэрхэ замечал, как все чаще мрачнеет Тэб-Тэнгри, и не радуют того ни присылаемые ханом наложницы, ни богатые дары после каждого похода, ни юрта из барсовых шкур и табун лучших кобылиц, бродивший на дарованных ему пастбищах.
И старый друг ему одному поведал – чем он опечален. Ибо с каждым выигранным сражением, с каждой покоренной страной росла жажда новых завоеваний у властелина.
И напрасно заводил Голос Неба разговоры, что уже завоеванного хватит на многие поколения, что нужно дать мир подданным, чтобы араты растили детей и пасли стада спокойно, а знать могла править, не опасаясь междоусобиц.
Что монголов немного, а после каждой битвы становится еще меньше. Что они могут раствориться среди других племен как горсть соли в реке…
Все было тщетно: Океан-хан упорно хотел завоевать весь мир от восточного океана до океана закатного – Последнего Моря древних легенд.
И тогда Тэб-Тэнгри стал потихоньку искать управу на разошедшегося владыку.
И для начала – сказал, что духи не предвещают успеха новому походу на запад – хотя черное зеркало говорило, что они возьмут добрую добычу и разобьют армию булгар, куман и бородатых белокурых «урусутов». А еще – привлекал к себе людей – советами и пророчествами.
К нему стекались люди со всех восьми сторон света. Вскоре в ставке шамана людей оказалось немногим меньше, чем у самого Чингиса, и даже от хановой коновязи многие подумывали уйти к Тэб-Тэнгри.
Но напрасным все оказалось. Прежде каган боялся Тэб-Тэнгри, ибо не знал источника силы и мудрости своего шамана. Но один из учеников Тэнгри соблазнился наградой, а может статься, был за что-то обижен своим наставником. Он-то и рассказал Чингису о зеркале и о том, что сила шамана и источник силы и мудрых советов – черный шлифованный камень.
И нукеры ворвались в юрту Голоса Неба, когда тот спал, скрутили его и поднесли черное зеркало владыке. И со смехом приказал Чингис удавить сына Мунлика тетивой – дабы кровь его не разгневала духов и предков…
Той же каре подвергся ученик-предатель: ибо нет хуже греха, чем предать своего господина и наставника! – так сказал Тэмуджин, пиная молящего о пощаде колдунчика. Ибо стоит пожаловать изменника – и точно так же предадут тебя: за горсть серебра, как ученик предал христианского пророка Ису, или просто по злобе. А значит, всякий предатель должен бояться смерти – так вещал он над трупом великого шамана, лицемерно сожалея, что Тэб-Тэнгри уклонился от путей Неба…
Не просто шамана убил хан – убил без вины – ибо не думал Тэб-Тэнгри сесть на ханский белый войлок – лишь хотел сдержать скакуна бессмысленной гордыни своего творения. Нет – сын убил отца, которому был обязан и властью и самой жизнью.
В ужасе замерла Степь… И горько восплакал в душе Дайян Дэрхе, поняв, что выпустили они с сыном Мунлика на волю демона – ибо воистину демон повелевал из золотой юрты просторами от Итиля до восходных морей…
Тогда-то оставшийся при ставке кагана Дайян Дэрхэ (его миновали кары: видать, забыл о нем всесильный государь) тайно вопросил духов – нужно ли ему мстить? И услышал в пении бубна: Небо отомстит и Небо воздаст – пусть и не сразу, но его рукой. Кроме того, было еще проклятое зеркало – и оно не должно было попасть в чужие руки, когда Владыка умрет.
…И он терпеливо ждал, смиряясь и покорствуя. Не дни – годы. Но все же дождался. Почти разбив чжурчженей, заполнив рвы вокруг их городов костями жителей, растоптав куман и алан, обложив данью корейские земли (зеркало помогало), ринулся Тэмуджин на тангутское царство Си-Ся и разорил его вчистую. Оттуда и привезли юную Гурбесу: тезку и родственницу найманской ханши, той, что некогда погубила царство своего мужа, внеся раздоры в семью и подняв отца против сына, так что рухнуло оно под копыта коней кагана.
И муж, и отец, и братья ее пали от монгольского меча, а красавица Гурбесу с прочей добычей досталась Чингисхану. Старый каган, в котором, однако, похоть горела так же жарко, как и жестокость, тут же пожелал ее в жены. И по его приказу Дэрхэ справил над ними свадебный обряд.
И свершилась месть судьбы и Неба!! В первую же ночь Гурбесу умертвила сына Есугея…
Пасть от руки женщины для воина, а тем более, такого великого воина – что может быть позорнее?? Только умереть скопцом, ибо, не имея оружия и вообще – введенная евнухами в покои хана голой – Гурбесу воспользовалась тем, что ей дано было при рождении. И напрочь откусила у заснувшего после жаркой любовной битвы хана его мужское естество, так что он истек кровью, ревя от боли, точно верблюд во время гона.
Должно быть, одержимый желанием, не поглядел грозный старик в черное зеркало; а может, оно солгало или само погубило надоевшего хозяина – кто знает?
