– Все равно чувствую себя виноватым, – сказал он зачем-то шепотом. – А ты… ты и в самом деле не сердишься?
Мягкая улыбка была ответом. Елена подошла, погладила его по волосам – как могла бы приласкать непутевого любимого брата старшая сестра.
* * *
Выйдя из каюты, Элизабет отошла шагов на десять и вдруг замерла. Внезапно навалилась усталость и странное разочарование.
И, прежде всего, из-за того, что в постели Джорджа до нее уже кто-то побывал.
Запах, слабый, но ощутимый – чужих духов на простынях, забытая подвязка в ванной и… еще он вел себя растерянно, будто чего-то стыдился. Похоже вели себя оба ее женатых любовника.
Лиз до скрипа стиснула зубы.
«Черт! Неужто я хуже той неизвестной шлюхи?!»
А главное – то давно уже неиспытанное ощущение обжигающего счастья.
«Что с тобой? Ты никак влюбилась, бэби?»
Элизабет считала себя дочерью своего времени. Хоть влюблялась во многих, но никогда не ощущала желания принадлежать мужчине, быть его рабой, его скво. И вот сейчас…
И дело не только в том, что ей было приятно быть с ним и ощущать его – бедрами, животом и грудью и внутри…
С этим русским с затаенной печалью в глазах ей еще и хотелось говорить.
Да, с таким человеком она могла бы, наверное, проговорить всю ночь, пока не начнет заплетаться язык…
Ладно, тело получило то, что ему причиталось. А душа? Что душа? Она стерпит…
Глава 8
Отобедав, чем бог и камбуз «Титаника» послал, Юрий продолжил свои наблюдения.
Настроение после всего, случившегося между ним и Лиз, было препаршивое. Меньше всего он сейчас хотел встречи с молодой американкой.
Надо же было так вляпаться! Он, конечно, не был монахом, но девица (хм) просто таки изнасиловала его, а он не сумел сдержать естество. И почти на глазах у Елены.
А как сдержать-то, ежели и впрямь хотелось попробовать, какова она, эта американская любовь. Лиз такая, такая… что при одном взгляде на нее возникает то самое «жгучее томление» и «тяжелое темное желание», о которых пишут все эти сочинители от Мопассана до новомодного порнографа Арцибашева с его скандальным «Саниным».
А с Еленой… С Еленой не то. Она совсем другая. Ее одновременно хочется и защитить, и куда-то спрятаться от взгляда этих чистых глаз, кажется, проникающих в твою душу до донышка.
Внимание его привлек какой-то шум, доносившийся из салона первого класса.
Стряпчий подошел поближе и осторожно заглянул внутрь через стеклянные двери. Ага, знакомые все лица, включая и – о черт! – Элизабет. Какая-то лекция или еще что-то подобное.
Он уже хотел было потихоньку улизнуть, решив, что все равно не разживется здесь чем-либо полезным для его расследования, но тут, как на грех, девушка высмотрела Ростовцева и, просияв довольной улыбкой, поманила его рукой привстав. Делать нечего…
Осторожно приоткрыв дверь, чтобы не привлекать излишнего внимания, Ростовцев просочился в салон и пристроился на одном из мягких кресел, стоявших под кадкой с каким-то экзотическим растением, цветущим большими ярко-красными шарами. Цветы издавали довольно острый и не слишком приятный запах. И кому в голову взбрело поставить в салон, где отдыхают люди, этакое чудище?
– Что тут происходит? – поинтересовался стряпчий.
– Пока ничего, – пожала плечами Лиза. – …Уж слишком разговор закрученный. Правда, его английский безупречен.
– Может, лучше пойдем подышим свежим воздухом?
– Им было обещано нечто интересное, – ответила Лиз, вперив взор в докладчика. – Задержимся ненадолго, если ты не против.
Юрий кивнул.
Центром внимания собравшихся на сей раз был мсье Монпелье. Взмахивая руками, он стоял у столика, на котором были разложены всевозможные диковинки. Из всего, что там имелось, внимание стряпчего привлекли кривой нож, а также некий темный каменный диск, оправленный в тусклую металлическую раму, испещренную непонятными значками. Кроме того, на столе пристроился блестящая черная шляпа-цилиндр, прикрытый такого же цвета плащом, придавленным щегольской тростью с тяжелым золотым набалдашником, сделанным в форме человеческого черепа.
Время от времени маг брал трость в руки и совершал ею пассы над цилиндром и антикварным реквизитом, словно цирковой фокусник. У Юрия даже появилось ощущение, что вот сейчас француз непременно вытащит из шляпы живого кролика или букет цветов, который тут же и вручит какой-нибудь даме под громкие аплодисменты зачарованной публики. А публика не простая – вон Джейкоб Астор – без жены, а вот Роджер Фаунтлерой-старший, где-то потерявший своего внука…
Но нет, ни о каких иллюзиях речь не шла.
Монпелье читал лекцию. Вернее, вещал. А проще, на взгляд Юрия, нес какую-то околесицу в духе сочинений помянутой Лиз мадам Блаватской и Гурджиева или читаных им по случаю журнальчиков вроде «Изида» или «Оттуда» (много их нынче развелось на Руси). Ростовцев был далек от всей этой модной в светском обществе чепухи, поэтому половину ее пропускал мимо ушей, все больше приглядываясь к самому магу и его помощнице, тоже вертевшейся неподалеку от хозяйского стола.
Стелла Марис была облачена (или лучше сказать, приодета) в восточные блестящие шаровары и украшенный стразами лиф. Само собой, поверх этого костюма одалиски было несколько слоев тончайшего полупрозрачного тюля – вроде и приличия соблюдены и ничего не скрыто. Голову ассистентки колдуна венчала то ли чалма, то ли тюрбан, также щедро усаженный разноцветными стекляшками, вроде того что был на Элизабет.
– Но, помилуйте, мсье, – с жаром доказывала магу графиня Ротси, – успехи нашей цивилизации несомненны! Не доказательство ли тому этот самый гигантский корабль, несущий нас чрез воды Атлантики к американским берегам?
– Ах, сударыня, – печально вздохнул француз. – Я понимаю, трудно поверить, что цивилизация может умереть, исчезнуть. И тем не менее!.. Все может рухнуть буквально вмиг. И Рим был столь же надменен, что в своей пресыщенной собственными победами и достижениями гордыне считал себя высшим достижением цивилизации. «Сейчас все эти обширные земли, над которыми не заходит солнце, от берегов Тигра до Британских островов, вся Африка, Египет и Палестина, все, что только подвластно Риму, живет в мире. Тебе известно, что весь мир пребывает в безмятежности, а о войнах мы знаем лишь по слухам» – так писал Иоанн Златоуст около 400 года от Рождества пророка из Назарета. Через семь лет – всего через семь! – готы взяли и разрушили Рим, а через сто лет на руинах имперских городов паслись козы, и жившие вокруг варвары думали, что их воздвигли древние великаны. Забавно, но и стены Фив были построены в такое незапамятное время, что уже древние эллины приписывали их циклопам. А Египет? Уже много веков подряд Древний Египет поражает нас своей мощью, но мы не можем точно сказать, откуда, из каких времен берет он свое начало.
