Был он сыном индигирского казака и дочери чукчанки и юкагира и, несмотря на свою столь смешанную кровь, а может, благодаря ей, считал себя вправе с презрением смотреть на туземцев. Долговязый Прохор Луков, торговец-неудачник, пытающийся прокормиться рыбалкой, за пять рублей согласился сопровождать их маленький отряд. Люди, честно сказать, не особо стоящие, но на скудноватые средства, выделенные Русским Географическим обществом, как других нанять?
Иное дело Елисей Усов – кряжистый основательный кержак – охотник на соболя, которого судьба занесла сюда аж с Урала. Бродя по лесу в поисках дорого зверя, он столкнулся с медведем-шатуном и выстрелил слишком поздно. Помереть бы ему в диком лесу рядом с трупом медведя, да подобрала его тунгуска Сонголик, искавшая травы. (Была она знахаркой, хотя все считали ее ведьмой.)
Она перевезла его к себе в балаган, одиноко стоящий в тайге на берегу Катанги, и выходила, и тот прижился у нее и нажил с ней троих детей, став знатоком этих мест.
Взяли его, однако, не из-за этого. Неподалеку отсюда жил старший брат его жены Хучтутан, хорошо знавший дорогу на Ванавару, куда, по прикидкам, и упал метеорит.
Седьмым должен был стать геолог, точнее, не окончивший курса ссыльный студент Николай Богоявленский. Он прибыл сюда, на Катангу, с Колымы и Индигирки, где несколько лет занимался описанием тех диких мест, чтобы сдать отчеты, и присоединился к партии Макаренко. (Он-то и рассчитал место падения.)
Но Нольде распорядился оставить его в Кежме. Богоявленского мучил застарелый туберкулез.
Молодой человек было порывался идти с ними, мол, такое событие и наука не простит.
– Николай Федорович, – вежливо и твердо осадил его Нольде. – Как капитан нашей маленькой команды я приказываю вам остаться, ибо капитан по всем морским законам отвечает за свою команду, так что я отвечаю за вас. И не будет пользы науке, если вы сляжете где-нибудь в середине нашего анабазиса.
Васенцов покачал головой.
Барон, положим, мог заботиться больше не о чахоточном ссыльном, а о том, что больной в самом деле будет задерживать их в походе. Хотя, может быть, Нольде в самом деле и не такой уж плохой человек? Вдруг и в этих глухих краях он оказался не просто так. После Цусимы и Мукдена о том, что в державе не все ладно, задумались даже вчерашние верные слуги престола. Вот Руднева, командира героического «Варяга», «вывели за штат», когда он в присутствии великого князя на требование больше расстреливать недовольных матросов сказал, что нельзя расстрелять всю Россию…
На третий день с востока и запада к реке подступили высокие хребты Буракана.
Уже ближе к закату путники добрались до стойбища.
В устье речки Гаингда от массива скал отделился столб причудливой формы, как бы с головой, который охранял вход в лесистое ущелье. Из сплошного массива тайги по левому берегу реки вырастали скалы, а сама она стремительно, с грохотом впадала в Подкаменную Тунгуску.
А вот стойбище усовского свояка…
У огня среди чумов копошилась небольшая женская фигура в коротком меховом кафтане, а к путникам уже неслись надрывающиеся лайки.
– Хурья! Хурья! – послышался голос, унимавший собак.
Появился невысокий тунгус с редкой бородкой и в старой фетровой шляпе, заменявшей ему обычную шапку.
– Здорово, Хучтутан, – обратился к нему Елисей.
– Здорово, братка! – ответил удивленный и чрезвычайно обрадованный Хучтутан. – Откуда ты взялся? Я думал, ты ушел на Чуню!..
Елисей покачал головой.
– Не успел, брат… А как вы тут всю эту чепуху пережили?
Рассказ занял десять минут.
…Неожиданно рано утром завыли собаки и заплакали дети. Спавшие в чуме пробудились и почувствовали, как кто-то стал колотить по земле как будто великан топотал и качать чум. Когда Хучтутан выскочил из мешка и стал одеваться, некто сильно «толкнул землю», да так, что он упал.
– В чуме с шеста упал медный чайник, раздался сильный гром, как если б кто-то шибко стрелял из ружей. Когда я очнулся, вижу: кругом падает, горит. Ты не верь, братка, что там бог летел, там летел дьявол. Сам дьявол как чурка, светлого цвета, впереди два глаза, сзади – огонь. Испугался я, стал молиться. Не языческому богу, молиться Иисусу Христу и Деве Марии стал. Молился, молился, а когда очнулся, ничего уже не было.
Он вздохнул.
– Сам дьявол, Огда! Тут сверху люди прошли из рода Баяргар! Ой, у них жуть была! Деревья падали, чумы улетели, а людей много раз от земли подбрасывало. Без сознания до вечера были. Которые умерли даже. А нас Огда живыми оставил… А здесь зачем, братка? Людей ведешь? Куда?
– Мы к Буракану идем… – начал было Елисей. – На Ванавару…
– Огду ищешь?! Нельзя к Огде! – вскричал Хучтутан.
– Нам можно! – вдруг произнес Нольде.
Под взглядом «русского начальника» тунгус привычно сник и покорно кивнул.
Огда Огдой, но обитатели становища, зарезав для гостей оленя, сейчас же под навесом из корья начали готовить ужин.
Подали огромный котел с похлебкой и кашу из запасов экспедиции, и все тут же вповалку улеглись у костров.
* * *
На следующий день, навьючив все снаряжение на лошадей, взятых в становище за весь чай, банку с порохом да еще полста рублей, экспедиция по оленьей тропе вышла в тайгу.
Когда лучи солнца разогнали туман, вдали на востоке показался двуглавый хребет, закрывавший собой проход из ущелья. На востоке горизонт просвечивал чеканкой дальних хребтов, еле просвечивающих в задымленном воздухе.
Воздух был насыщен дымом, от которого горчило во рту и слезились глаза. Где-то на хребтах еще догорала тайга – там, куда пришелся удар с небес. Солнце стояло низко – большое, тускло-красное, как огромная медная сковорода.
На том берегу реки голые места от поваленного леса видны были лишь по склонам вершин и горок; в долинах же лес уцелел.
Тунгус приложил ладонь к глазам, пристально всмотрелся и торопливо забормотал, мотая головой:
– Там не надо ходить… Тайга нет, Огда был, все губил…
Нольде, ведя коня в поводу, ухмыльнулся уголкам рта и поднял бинокль. Тунгус не соврал. На хребте была тайга, но она лежала, поваленная страшной космической силой. Он повернулся к тунгусу:
– Куда же?
Туземец махнул рукой в сторону:
– Дорога, однако, есть. Через долину… плохое место. Но сейчас тут везде плохое место…
Тунгус опасливо, не чувствуя под собой ног, двинулся вслед за экспедицией. Сердце его замирало в груди: он нарушил священное табу.
Все чаще бросались в глаза вывернутые с корнем деревья, никак не напоминавшие таежный бурелом. Как ни странно, поваленные деревья лежали вершинами в одну сторону. Иногда их верхушки были как будто слегка опалены огнем, осыпаясь рыжей хвоей.
