– Ну да…
Они еще секунду-другую просто смотрели друг на друга. А потом, в тишине великой ночи, Марек осторожно, медленно протянул Нине руку, чтобы помочь ей подняться, и Нина сжала ее.
В крошечном пространстве кабины они оба просто не знали, что сказать и как себя вести.
– Я… я прихватил закуски, – часто моргая, заговорил наконец Марек.
Нина улыбнулась. Она на этот раз ничего не принесла, думая лишь о том, что в конце концов увидит Марека.
– Звучит заманчиво, – ответила она. – А у нас есть время?
Марек пожал плечами:
– Думаю… все будет в порядке. – Он нежно похлопал по пульту. – Я сообщил в диспетчерскую о технической остановке. Они не против.
– Ладно, хорошо. То есть прекрасно.
Они снова спустились из кабины вниз и устроились на маленькой полянке мягкой травы, сидели они на одеяле, которое Марек расстелил с довольно важным видом. А огромный поезд портил пейзаж за их спинами, но зато укрывал от ветра.
– Вау! – улыбнулась Нина. – Полуночный пикник!
Марек торжественно открыл плетеную корзинку и достал блюда, каких Нина никогда в жизни не видела: маленькие мясные шарики, блинчики, пикули… Нина попробовала кое-что, включая острый свежий редис. А еще Марек поставил на одеяло маленькую бутылочку шипучего вина, с соломинкой.
Нина восторженно пискнула.
– Я-то сам не могу пить, пока на поезде, – застенчиво сказал Марек. – Но я подумал, что ты, может быть…
Он с великой осторожностью открыл бутылочку, а Нина хихикала, потому что все это выглядело ужасно глупо, но прекрасно. Марек тоже отпил глоток, изобразив восторг, а потом настоял на том, чтобы Нина попробовала еще что-нибудь из маленьких контейнеров, и Нина решила, что все это великолепно, и они начали болтать о том о сем.
Покончив с едой, оба вдруг замолчали, и Нина заметила, что невольно уставилась на крупные сильные руки Марека, поросшие темными волосками, и думает о его коротких записках, о стихах и о грудах диких цветов. Но теперь Марек неожиданно оказался так близко… Нина гадала, что́ может произойти, если она просто возьмет его за руку…
Она подняла взгляд на Марека. Он смотрел на нее мечтательными темными глазами, полными надежды. Он пытался выглядеть безразличным, но ему это не удавалось.
Нина позволила своей руке чуть-чуть, почти незаметно, придвинуться к его руке.
И тут же его рука двинулась вперед, и внезапно легла на руку Нины, полностью скрыв ее, и стала нежно ее гладить… Нина слегка качнулась в его сторону, а Марек обхватил ее за талию и притянул к себе так, что она практически оказалась на его коленях. Потом он сжал подбородок Нины и повернул ее лицо к своему, и она вдруг обнаружила, что они целуются! Только тогда Нина осознала, что все то, что она воображала и строила в своих фантазиях, теперь действительно происходит.
Но это было ее последней отчетливой мыслью перед тем, как сильные руки Марека обняли ее, и Нина забыла обо всем, она прижималась к Мареку, отвечая на его поцелуи, и весь окружавший их мир просто перестал существовать.
И вдруг, ошеломив их, на холме вспыхнул ослепительный свет, к переезду с ревом примчался «лендровер». Но шлагбаум был опущен, и водитель яростно нажал на сигнал.
Нина и Марек резко отодвинулись друг от друга, тяжело дыша. Нина посмотрела на автомобиль. Голос, донесшийся из его кабины, был громким и знакомым, он разнесся по всем окрестностям.
– Какого черта здесь происходит?! Угони этот хренов поезд!
Марек вскочил и подбежал к шлагбауму, где перед «лендровером» уже стоял разъяренный Леннокс.
– Простите, у нас техническая неполадка…
– Убери этот поганый поезд!
Нина тоже подошла к шлагбауму.
– О, мне следовало догадаться, что ты в это впутана! – раздраженно воскликнул Леннокс. – Что за чертовщина?!
– Но почему ты такой злой? – дерзко спросила Нина. – Да еще посреди ночи? И куда ты так торопишься?
И только в этот миг она заметила, что Леннокс держит на руках барашка. А его куртка запачкана кровью.
– Что с ним?! – в ужасе спросила она.
– Какой-то дурной пес, – пробормотал Леннокс. – Уроды! Должно быть, спустили его с цепи… Надо было его пристрелить.
– Ты бы застрелил собаку?
– Конечно – если она будет гоняться за моими овцами. Да убери же этот проклятый поезд!
Марек уже сидел на месте машиниста и запускал локомотив. Он с отчаянием посмотрел вниз из кабины.
– Поехали со мной, – сказал он.
Нина посмотрела на него. Она буквально разрывалась… Темные глаза Марека умоляли. Леннокс рычал от нетерпения.
– Я… я не могу, – выдавила она.
Марек моргнул и кивнул.
Они снова посмотрели друг другу в глаза.
– А я должен…
– Я знаю, – не отводя взгляда, ответила Нина.
Она слышала, как Леннокс буквально подвывает от разочарования рядом с ней, – но поезд наконец медленно сдвинулся с места.
И вдруг Нина, едва осознавая, что делает, и сама немало тому удивившись, вскочила на подножку перед кабиной и через окно крепко поцеловала изумленного Марека в губы, одновременно погладив его по щеке. Губы Марека были мягкими и теплыми, и Нине ничего не хотелось больше, чем остаться с ним, – но она понимала, что не может, и когда он снова слегка притормозил локомотив, она легко спрыгнула обратно на землю.
Леннокс вернулся к «лендроверу» и наблюдал за тем, как поезд постепенно набирает скорость. Когда тот миновал переезд, Леннокс бросил на Нину презрительный взгляд и открыл дверцу машины.
Нина побежала к нему.
– Не могу взять тебя с собой, – сердито бросил Леннокс. – Я еду к Кайлу, не забыла?
У барашка, как теперь заметила Нина, была большая рана на боку, и он жалобно, тихо блеял.
– О! – выдохнула она. – Могу я его взять? Несчастное существо…
– Нет, – резко ответил Леннокс. – Тебе что, мало железной дороги для приключений?
– Почему ты такой злой?
– Потому что пытаюсь спасти жизнь этого животного. Уж извини, если помешал твоей чрезвычайно глупой любовной истории.
– Вот уж тебя-то это не касается! – побледнев от злости, ответила Нина. – Ты мой домохозяин, а не полисмен.
Леннокс завел мотор «лендровера»:
– Ты черт знает для чего останавливаешь поезда, а мне, пожалуй, можно иметь собственное мнение.
Фары «лендровера» осветили остатки пикника, бутылочку шампанского, грустно лежавшую во влажной траве. Оба они уставились на нее.
Леннокс в последний раз повернулся и посмотрел на Нину, дрожавшую от гнева и ночного холода.
