– Нет, не по-другому, – покачала головой Нина, готовая разрыдаться. – Я не… Я не из тех, кто…
– Но я и не думал о тебе так! – перебил ее Марек. – Никогда так о тебе не думал! Ты всегда была особенной, Нина. Такой особенной. Непохожей на других девушек.
Теперь его щеки раскраснелись, он по-прежнему держал в руке открытый бумажник. Нина осторожно коснулась его пальцев:
– Ох, Марек…
Он бросил на нее долгий взгляд, и надежда в его глазах медленно угасла.
– Мне так жаль… – пробормотал он. – Мне жаль. Мне не следовало думать…
– Именно, – кивнула Нина, стараясь удержать слезы. – Не следовало. Надо было соображать.
Марек все так же смотрел на нее.
– Когда ты поцеловала меня там, в поезде, я был так счастлив…
Нина качнула головой:
– Думаю, тебе нужно вернуться домой, Марек. Там ты будешь счастлив. Дома.
– Когда заработаю побольше денег. Когда смогу заботиться о своей семье и найти хорошую работу по специальности. Я должен делать то, что делаю. Это значит быть хорошим человеком.
Нина осторожно обняла его.
– Мне кажется, ты очень хороший человек, – сказала она. – И думаю, у тебя все будет в порядке.
– Я не хороший человек, – грустно возразил Марек.
– А ты думай об Арасе, – предложила Нина. – Думай о том, как он нуждается в тебе и как тебе нужно увидеть его.
– Я знаю, – кивнул Марек. – И как только смогу водить поезда в Латвии, вернусь домой.
Они пошли дальше, бесцельно, мимо старых женщин, игравших с внуками, потом вернулись на шумную жаркую улицу.
– Но мне будет этого не хватать, – сказал Марек. – Не Бирмингема, нет. И не мужчин в одной комнате со мной… Это все ни при чем. Я буду скучать по Шотландии. Там пахнет, как дома, дожди, ветер в траве и звезды над головой… Буду скучать по всему этому. И по тебе.
На его лице отразилось такое отчаяние, что Нине захотелось взять его под руку. Но они уже приблизились к тому месту, где она оставила набитый книгами фургон.
– Мне пора, – сказала Нина.
Марек кивнул. Его лицо вытянулось, весь он как будто отяжелел от грусти.
– Хочешь, чтобы я и дальше привозил тебе книги?
– Нет, – ответила Нина. – Я должна… Ты уже очень помог. Но у тебя могут быть неприятности. Ты слишком рисковал из-за меня. Слишком. А я была эгоистична и напрасно не обращала на это внимания, и нужно было раньше расспросить тебя о твоей семье. Мне говорили, что нужно это сделать, а я не слушала. Я сама виновата.
– Твоей вины тут нет, – возразил Марек. – Я должен был сам это сделать.
Суриндер валялась на диване, когда Нина вернулась вся в слезах.
– А я тебя предупреждала!
– Знаю. Знаю, что предупреждала. Просто я… слишком многое о нем выдумала.
– Читаешь слишком много.
– Я его воображала чем-то вроде затерявшегося романтического героя…
– Он не затерялся, он водит поезда.
– Ты прекрасно поняла, что́ я имела в виду. Мне так этого хотелось… Хоть раз. Такое ведь случается? Случается нечто хорошее?
– Мне искренне жаль, ты знаешь. – Суриндер села. – Знаю, он тебе нравился. И мне он понравился.
– Мне нравился тот, кого я воображала.
– И ему безусловно понравилась ты. Искренне. Люди очень редко без причин рискуют огромными грузовыми поездами, если только им кто-то не понравился.
– Думаю, он ухватился бы за любую, проявившую к нему доброту.
– Вряд ли. Мужик хорош собой. Он может пойти в любой бар и выйти с женщинами, которые прилипнут к нему, как репейники. Думаю, он тоже романтическая душа. Вы оба мечтатели.
– Ну, теперь уже слишком поздно, – вздохнула Нина. – У него ребенок и подруга, а отсюда вытекает все остальное.
Суриндер крепко обняла ее:
– Мне жаль. Правда, жаль. Как было бы мило, если бы у вас что-то получилось!
– Знаю, – уныло откликнулась Нина. – Знаю…
– Но посмотри на все по-другому: не он один восхищался тобой. Подумай о Гриффине.
– Гриффин восхищался мной просто потому, что никого другого рядом не было. А Марек, скорее всего, предполагал, что до меня легко добраться.
– Нет, это не так. Хотя ты могла бы попробовать…
– Эй, заткнись!
– Ты действительно хочешь уехать прямо сегодня? – Суриндер посмотрела на часы. – Ты же теперь сама себе начальник.
– Я должна ехать, потому что движение сейчас будет небольшим, а мне придется сидеть за рулем много миль. К тому же мне необходимо вернуться к работе и заработать реальные деньги, чтобы заплатить за бензин и время от времени за бутылочку пино гриджио. Вот так!
Суриндер внимательно посмотрела на нее:
– Нет. Это не мешает тебе ненадолго задержаться здесь и выпить на прощание. Я куплю закуски.
– Нет, – повторила Нина. – Я не хочу об этом думать. Хочу вернуться домой, включить погромче радио и вообще никогда больше не видеть никаких поездов.
Она поцеловала Суриндер, крепко обняла ее, попросив как можно скорее снова приехать на север. Суриндер, обнимая ее в ответ, заявила, что приедет, когда в Бирмингеме похолодает, потому что тогда будет все равно, где мерзнуть, и велела Нине больше не сходить с ума, если получится.
– Ты просто поищи что-нибудь реальное, настоящее, – шепнула она. – Что-то настоящее!
Проезжая в шумный субботний день мимо железнодорожного депо, Нина посмотрела на длинные поезда, стоявшие на запасных путях, и не удержалась от слез. Неужели с ней никогда такого не произойдет? Все остальные встречают кого-то, но когда ей это довелось, тут же оказалось, что она познакомилась с чужим другом, или же, скорее, увидела некую идею человека, а не его самого.
«Поищи что-нибудь реальное», – сказала Суриндер.
Но как она найдет, если даже не представляет, что это такое?
Глава 24
– Ты готова? – спросила Лесли, женщина из местной бакалейной лавки.
Лесли сначала весьма презрительно отнеслась к книжному магазинчику и к советам Нины, высказывая большие сомнения насчет всего этого предприятия. И хотя уже становилось очевидным, что ее предсказания краха не осуществляются, ей все равно нравилось приходить и, неодобрительно фыркая, рыться в книгах. Однако Нина почему-то была полна решимости найти что-то такое, что понравится Лесли.
Пока что история, рыцарские романы, комедии и жуткие истории о похищении детей не имели успеха. Настоящие преступления пробудили мимолетный интерес, но ничто не заставляло Лесли восторженно воскликнуть: «Да! Это та самая книга, которую я искала, она может изменить мою жизнь!» Ее, похоже, вообще мало что радовало.
