А потом повел ее наверх и раздел – быстро, ловко – и, когда оба оказались обнажены, уложил на кровать.
– Ты… – удивленно пробормотала Нина. – Это ты…
Он смотрел на нее, а его ладони ласкали тело Нины.
– Думаю, да, – с легким недоумением ответил Леннокс, почти так же изумленный, как и Нина. – Я не… не предполагал, что это произойдет. Просто… постоянно думал о тебе. О том, чем ты занимаешься…
Он сжал ладонями ее лицо:
– Я смотрел, как ты читаешь в фургоне, и сидишь так тихо, лицо у тебя светится, а я не представлял, где ты в такой момент… Ты могла быть где угодно, далеко-далеко, а мне было не проникнуть в твои мысли… Это сводило меня с ума. И то, как ты приехала сюда, просто появилась, изменив всю свою жизнь… Моя семья жила здесь из поколения в поколение… Мне бы никогда и в голову не пришло поступить так, как ты: начать все сначала, заняться чем-то совершенно другим… изумительно! Ты такая маленькая… никогда и не подумаешь, что в тебе такая сила. И тот машинист… он тоже сводил меня с ума. Прости, я просто ревновал.
Нине казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.
– Я не мог… позволить себе… Я бы не справился с очередным глупым крушением, снова пойти дорогой в никуда, чувствовать себя глупо, а ты обращалась со мной как с идиотом…
– Потому что это я сама – идиотка. – Нина закрыла глаза. – Поцелуй меня, пожалуйста. Скорее! Крепче! Так, как ты умеешь…
Лицо Леннокса потемнело.
– Кейт… – пробормотал он. Нина поморщилась. – Кейт… не нравилось, каков я в постели. Говорила, я слишком груб… – В его глазах вспыхнула боль.
Нина смотрела на Леннокса, и ее глаза слегка затуманились, когда она почувствовала внутренний надлом.
– Все люди разные, – произнесла она тихо, но отчетливо. – Все разные, и всем нравится разное. И это хорошо. А то, что нравится мне… ну, думаю, это ты. И даже очень нравишься.
– Вроде ты выглядишь не такой, – пробормотал откровенно смущенный Леннокс.
– Ты не можешь судить о человеке, просто глядя на него, – нахально заметила Нина и показала ему язык.
Это наконец вызвало у Леннокса улыбку.
– Да, – согласился он. – Пожалуй, не могу. Может, перестанем наконец болтать?
И они перестали.
А потом не смеялись, не шутили и не болтали… Они просто прижались друг к другу, едва дыша, и голова Леннокса упала сбоку на шею Нины, покалывая щетиной нежную кожу. Оба они были переполнены чувством, почти напуганы произошедшим. Сердце Нины продолжало отчаянно биться, напряжение, ненадолго отпустившее ее, теперь снова нарастало.
Но было тут еще и нечто иное: удивление, что-то странное, внутреннее, чего Нина в себе не подозревала.
– Я могу остаться? – прошептал наконец Леннокс.
– Да, – коротко ответила Нина.
Она не добавила «спасибо» или «пожалуйста», потому что все стало другим, Нина оказалась в другом пространстве, но не знала, надолго ли.
Нина увидела, что лицо Леннокса, когда он ненадолго задремал, не расслабилось, как у большинства людей. Нина не могла, глядя на него, восхититься его внешностью, или увидеть мальчишку, каким он когда-то был, или рассмотреть глубоко скрытую под резкостью нежность…
Нет, он оставался тем, кем был: стальной подбородок, предельная сосредоточенность хоть на ферме, хоть на Нине. Нина зачарованно смотрела на него, пока Леннокс не проснулся, а проснувшись, не смутился ни на мгновение и тут же обхватил ее за талию.
– Нина… – произнес он так, словно изголодался по ней.
Да так оно и было, он бесконечно изголодался, а поскольку веселье снаружи продолжалось допоздна и скрипки не переставали играть, они тоже занялись своим делом.
Глава 32
К четвертому дню после гулянки это уже стало выглядеть глупо. Дальше это не могло продолжаться в том же роде. Для начала Нине грозило банкротство. А еще они совершенно не говорили о том, что́ на самом деле творят, и это не могло тянуться бесконечно.
Но Нина не могла справиться с собой. Она не могла ни о чем и ни о ком другом думать. Она не могла сосчитать деньги, не могла сосредоточиться на работе.
А Леннокс в любой час дня находил время для того, чтобы найти Нину, куда бы она ни отправилась. Как-то раз он даже заявился в Женский институт, где проходило заседание книжного клуба, и с абсолютно серьезным видом заявил Нине, что его «лендровер» нужно срочно взять на буксир и не потрудится ли она немедленно подогнать свой фургон? Нина по виду рассудительных милых леди, обсуждавших романы о Второй мировой войне, поняла, что они сочли это абсолютно нормальным и не обратили никакого внимания на вздернутые брови Нины и на то, как она хихикнула, уходя. А Леннокс отвез ее совсем недалеко от городка, просто чтобы их не было видно, а там без всяких прелюдий прижал к дереву… Нина так вопила, что ей казалось: она вот-вот умрет.
Нина находила все это весьма необычным. Потому что Леннокс, такой замкнутый и необщительный, оказался фантастически изобретательным и разнообразным как любовник и невероятно страстным. Как будто все то, чего он не мог сказать словами, он выражал другим способом. И Нина таким образом узнавала его, проникала в его сердце. Не благодаря долгой болтовне, поэзии и общим интересам, но через познание Леннокса физически – то есть так же, как он работал с животными или на полях, не чувствуя нужды задавать вопрос, почему он это делает. Он был просто частью этой земли, и она – тоже.
Нина с беспокойством осознавала, что день ото дня любит Леннокса все сильнее. Она училась говорить на его языке, просто не могла удержаться, сходила с ума от этого, у нее кружилась голова, она так отчаянно его желала, что начинала ощущать себя крайне ранимой, и знала: если он не чувствует всего того же, ей этого не перенести.
– Мы такие разные, – говорила Нина в телефон. – Честно… Я не знаю… Может, это просто секс…
– Ох, боже мой, да это все сразу! – выдохнула Суриндер. – Давай, рассказывай дальше!
– Я не хочу рассказывать дальше, – возразила Нина. – Во-первых, ты отвратительна, а во-вторых, от этого мне становится еще тоскливее, а если я не высплюсь как следует, то разобью фургон.
– Когда я его в первый раз увидела, то сразу подумала, что он должен быть именно таким, – заявила Суриндер.
– Врешь!
– В самом деле! Он принадлежит к этому типу. Уж я-то знаю. Весь такой замкнутый, застегнутый на все пуговицы – и бесконечно сексуальный при этом. Подавленные эмоции!
– Прекрати! – потребовала Нина. – Слышать не могу! Я понятия не имею, что он чувствует, и это сводит меня с ума.
– Ой, милая! – сокрушенно произнесла Суриндер. – Мне так жаль! Я просто не поняла… Я не поняла, что ты всерьез в него влюбилась.
– Ничего подобного! – впала в панику Нина. – Нет! Я не могу! Не хочу!
