Сара огляделась.
В комнате тихо, дверь закрыта, окна зашторены.
Она протянула руку и открыла шкатулку.
20
У Ошина Венна не было возраста, он не старел.
Его богатства увеличивались, поместье процветало. Он преуспевал во всем, чем бы ни занялся. И все же однажды вечером пришел в дом священника и сказал:
– Святой отец, отпусти мне грехи, ибо я грешен.
Ошин сел у огня, а святой отец ответил:
– Господь всех прощает, сын мой.
– Меня не простит. Она предоставила мне выбор: остаться смертным или вечно жить с Ши, а я не смог выбрать. Поэтому поклялся ей в том, что каждый из моих наследников столкнется с этим выбором и наступит такой день, когда один из них останется с ней навсегда. Я предал всех неродившихся детей из своего рода. Потому что я побоялся ее гнева.
Уинтеркомбские хроники
– Насколько далеко? – Пирс чуть ли не бегом обогнул стол.
Шкала остановилась на цифре «одна тысяча четыреста».
– Не могу сказать точно, но действительно далеко.
Маскелайн отвечал спокойно, Пирса это бесило, но даже он уловил в спокойствии Маскелайна страх.
– Сделайте что-нибудь!
– Я пытаюсь.
Маскелайн поставил все переключатели в верхнее положение. По экрану поползли ряды подрагивающих цифр.
– О господи! – Пирс надавил на глаза кулаками. – Мы их потеряли. Джейк. Ребекка. И оба браслета! Венн точно убьет меня. Нет, не убьет, это слишком легко. Он на века засадит меня в дерево. Распилит и сожжет на костре. Сотрет в стружку.
Маскелайн раздраженно глянул на Пирса:
– Всегда все сводится только к тебе одному, да, маленький человек?
– Вам легко говорить. Вы думаете, что зеркало принадлежит вам.
– Так и есть.
– Помечтайте! Вы даже не способны с ним нормально работать!
– Когда-то мог! – Маскелайн на секунду утратил самообладание, как будто сверкнула молния и он превратился в злобное темное существо. – До того, как я веками плыл через времена и пространство! Я заново сложил свои воспоминания! Что ты можешь знать о настоящих потерях? Об этом жутком падении?
Пирс расправил плечи и выставил вперед подбородок:
– Знаю побольше, чем вы думаете. Я не только повар и прислуга. У меня тоже есть история, так что можете…
Мяукнула кошка, Пирс сразу умолк и огляделся по сторонам.
Черная кошка стояла прямо перед ними с задранным хвостом и шипела на них обоих.
– Ладно. – Пирс перевел дух, ему как будто бы вдруг стало стыдно за свое поведение. – Да, ты права, – пробормотал он, – сейчас не время и не место.
Маскелайн шагнул вперед. Казалось, что внутри его сгущается темнота. Он молча подошел к зеркалу, схватился за серебряную раму своими красивыми руками и, пристально вглядываясь в темноту, прошептал:
– Все миры там. Все возможные миры. И я снова буду по ним путешествовать.
Пирс с любопытством наблюдал за Маскелайном.
– Оно живое? Зеркало? Вы говорите с ним так, будто оно вас слышит.
– Настолько же живое, как и твои кошки-репликанты, маленький человек.
Мужчина с заметным усилием отвел взгляд от зеркала и отступил от него на шаг. Отражение лаборатории уменьшилось и пошло рябью. Маскелайн повернулся к зеркалу спиной, он снова был спокоен.
– Понятно, что Джейк смог совершить путешествие достаточно долгое, чтобы получить шанс дотянуться до отца, – тихим хрипловатым голосом произнес он. – Возможно, их желание увидеть друг друга превратилось в некое подобие змеи, кусающей свой хвост. Ди описал нечто похожее. Он назвал это магнетизмом сердца.
– Что? – Пирс вытаращил на него глаза, потом подбежал к столу и выхватил из-под завалов бумаг манускрипт Ди. – Вот оно! Сердце! О господи. Это значит… это… а затем – это… – Он принялся быстро писать какие-то буквы.
Маскелайн подошел и посмотрел ему через плечо.
Пирс остановился и спросил:
– Видите?
– Вижу.
Позволю себе сказать, что зеркало – это путь от сердца к сердцу. Потому что только любовь может победить время.
Путешественник во времени подобен человеку, который нашел тропинку в темном лесу и идет по ней к освещенному окну.
Пусть глаз змеи откроется. Пусть сердца встретятся.
Пирс взглянул на Маскелайна. Тот кивнул.
– Да, – подтвердил он осипшим голосом. – Это я помню. Глаз змеи можно открыть.
– Что значит – помню?
Раздался оглушительный грохот. Кошка от неожиданности подскочила на месте.
Потом снова.
И еще раз.
Как будто какой-то гигант колотил в дверь с такой силой, что весь дом затрясся.
Словно в недрах самой земли загрохотала лавина.
– Что это? – шепотом спросил Пирс.
Маскелайн напряг слух:
– Лес идет. Месть Саммер.
– Отец.
Это слово причиняло боль. Джейк не мог двинуться с места. Он даже дышать не мог.
Но к его удивлению, человек в сером плаще пришел в бешенство и принялся орать:
– Джейк, какого черта! Заявил, что можешь вылечить чуму! Как ты до такого додумался! Здесь люди умирают. Ты это понимаешь? Они по-настоящему умирают! Дети, женщины и младенцы, умирают в страшных муках. И мы ничего не можем с этим сделать. Ни ты, ни я, никто не в состоянии остановить эту расползающуюся заразу. А у тебя хватило наглости и безрассудства взять и заявить им…
– Папа, – тихо перебил его Джейк, – все хорошо, пап. Мы пришли, мы здесь. – Он шагнул вперед, мельком посмотрел на Ребекку, которая, ссутулившись, сидела на стуле и наблюдала за ними широко распахнутыми глазами. – Все хорошо, – повторил Джейк и потянулся к отцу.
Отец обнял его худыми и удивительно хрупкими руками и крепко прижал к себе. Уткнулся ему в плечо.
– О господи. Джейк. Джейк, – сдавленным от рыданий голосом повторял он. – Я уже думал, что никогда больше тебя не увижу.
Джейк закрыл глаза.
Ребекка прикусила губу и смахнула набежавшие слезы.
Долгое время в темной комнате никто не решался заговорить. Как будто объятий и взглядов уже было достаточно и не требовалось никаких слов.
Потом Дэвид Уайльд медленно отстранился от сына и смог слабо улыбнуться:
– Посмотри на меня! Глупец. Устроил истерику.
– Все нормально.
– Как же долго… Совсем один… Это было так тяжело.
