Она поднялась с земли. Очередное сражение разразилось неподалёку. Чьи-то крики и лязг оружия оглушали, вызывая желание зажать уши и больше не слышать ни звука. Но сжала руки в кулаки, не отводя взгляда от убийцы. Она будет слушать. И будет смотреть. До последнего мгновения. До последнего вдоха. Чтобы никогда не забыть это лицо. Чтобы, даже умерев и переродившись тысячу раз, не забыть и не позволить своей ненависти остыть. Она не имела права забыть…
— Во имя короля… — зазвучал глухой голос. — Во имя народа Камеладера…
Руны вспыхнули под пальцами мага. Узор нанесённых заклинаний растекался по тонукану, останавливаясь у двух лезвий, закреплённых на обоих концах. Она знала это оружие. Ведь столько раз тайно брала со стены оружейной комнаты в замке. Знала и воина, занёсшего над нею тонукан. Сейчас знала. Не тогда. Та Трин впервые глядела в горящие глаза Фемира Синхелма, и наблюдала за тем, как пламя играло бликами на лезвии.
Она готова была принять смерть. Но сильнейший удар заклинания отбросил мага в сторону, вынуждая свалиться среди горелых веток. Разглядеть неожиданного спасителя не давал толком дым. Он клубился, окутывал, путал, кружил голову и вновь обрывал нить воспоминания. Но лишь за тем, чтоб плести очередной кусок узора, не давая Трин опомниться.
Пугающий бой продолжался. Средь пелены дыма, перед нею сражались двое, заставляя лес пылать с ещё большей силой.
— Удел мёртвых — быть преданными земле… — звучал голос Синхелма. — Напрасно ты воскрес… Сними маску. Неужели считаешь, что не узнал бы в ней? Только не я…
Маска была сорвана и брошена на землю неподалёку от Трин. Она потянулась за вещью, поднимая её и сжимая в руке, будто последнюю надежду. Бесполезно лепетала заученное защитное заклинание, будто оно и в самом деле могло придать сил и уберечь того, кто бился за неё. В этот раз боги даровали ей мимолётную возможность, и смогла разглядеть лицо мужчины.
— Однажды ты ответишь за всё содеянное, — тёмные пряди волос, спутанные, липли к ране на лбу. Карие глаза, вспыхнули золотом, когда отражал очередной удар слабеющими руками, поскольку был ранен. — Ты будешь проклят за своё предательство, Синхелм. За каждую невинную жизнь, отобранную тобой…
Отец… Трин чувствовала, что силы покидали его. И грудь сдавило от невыносимой боли, когда упал на горящую землю, поверженный врагом. Тем, кого она ненавидела всем сердцем, всем своим существом.
Собственный крик оглушил её, а всплеск силы заполонил сознание, высвобождая стихию. Полыхала земля, полыхало небо. Догорала её душа. Где-то сверху раздался треск. Одно из горящих деревьев рухнуло, грозя придавить её, когда собирая последние силы, отец смог приподнять руку, выставляя щит и укрывая дочь.
— Моя Трин… — произнёс он одними губами, прежде чем последний удар оборвал его жизнь.
Всё исчезло. Стихло. Умерла ли она? Как мать, как названный брат, как отец. Умерла более чем на десяток лет. Чтобы затем восстать из пепла, как почитаемая томаринцами птица броз.
Находясь в полной тьме, Трин попыталась зацепиться сознанием хоть за что-то, позволившее вырваться из этого плена. Она должна найти, должна суметь. Но тьма была так мягка, так прохладна. Касалась лица, губ, её горячих ладоней, наполняя удивительной лёгкостью. Сопротивление её таяло, и всё не могла напиться этим покоем и тишиной.
Кристиан снова коснулся горячей щеки Трин. Хвала богам и ардовскому целителю — жар спадал, и она перестала метаться в постели. «Владения» Серласа занимали несколько комнат, соединённых между собой для удобства целителя. И сегодня Трин являлась его единственной пациенткой.
Её состояние Кристиан ощутил сразу, благодаря брачной печати, соединившей их. Бросив в тот момент Брутуса в своём кабинете, переместился в боевой корпус, где и нашёл жену. Пытаясь оказать помощь и остановить охватившее её пламя, Хэйл получил пару ожогов, после чего и сам попался в цепкие руки Серласа. Но всё же собрался сбежать, едва целитель отлучился. Правда смерил при этом Рэйвана очередным недоверчивым взглядом. А всё от того, что пришлось рассказать о женитьбе, чтобы объяснить, какого хаоса не отходил от постели студентки, держа её за руку…
Но не слишком ли усердную заботу проявлял этот маг? Решил, что он, как повелитель нежити, вздумает сотворить что-то с юной женой? Серьёзно? Они недавно пили вместе! И теперь он под подозрением? Проклятье…
— Ступайте, отоспитесь, Брис, — сдержанно велел некромант.
Подчинённый потоптался в сомнении, потёр подпаленное плечо, и рукав его при этих действиях треснул, повиснув тряпкой. Кристиан шумно вздохнул. Кажется, придётся скупить у портного все рубашки, чтоб раздавать каждому пострадавшему от него самого или от Спички.
— Это не моё дело…
— Верно, — кинул ему Рэйван.
— Но я всё же скажу, — переупрямил его взглядом Хэйл.
— И кто бы сомневался, — сдался некромант.
— Это хорошо.
— Что хорошего вы здесь видите, Брис? — стараясь не повышать голос и не тревожить сон Трин, спросил Кристиан.
— Вас.
— Что?..
— Хорошо, что это именно вы.
— Одобряете, значит?
— Вполне, – хмыкнул маг.
— Премного благодарен.
— Я знаю, — самонадеянно отозвался у двери Хэйл. — Доброй ночи. И надеюсь, завтра услышать добрые вести.
Глава 32
Платье было настолько тесно в груди, что при каждом следующем вздохе нитки на лифе трещали всё сильнее. Или ей казалось? Она просто задохнётся… Задохнётся от волнения в этом проклятом краденом платье. И почему оказалось единственным приличным нарядом, который удалось стянуть в прачечной? А явиться сюда в своей одежде было самоубийству подобно.
Хельга нервно коснулась запястья, где была повязана лента, скрывавшая отличительный знак её принадлежности к томаринским разбойникам. Видеть этот рисунок здешним обитателям вовсе ни к чему. Впрочем, даже в дорогих юбках она была безумицей. И торопливо идя по коридору королевской академии, Хельга мысленно произносила единственную известную ей молитву. Надеялась, что боги даруют ей шанс, и достигнет своей цели. Она обязана справиться. Другого шанса просто не будет.
Заставляя себя дышать спокойно, она ощущала холод артефакта, надетого на шею. Небольшой медальон практически исчерпал все свои силы, позволяя ей незаметно пройти по территории замка и даже оказаться в нём. Но был слишком слаб, чтоб до конца защищать её от ненужных взглядов.
