— Для тебя просто Атиус, Дейлина. Поверь, мне бы очень хотелось, чтобы наша первая встреча прошла при иных обстоятельствах и у нас была бы возможность по-другому строить отношения, но, увы, судьба распорядилась иначе. Позволишь мне сесть?
А у меня есть выбор? Все равно ведь разговора не избежать, так какая разница, сейчас он состоится или в другой день?
Внимательно слежу, как принц, следуя пригласительному жесту моей руки, подходит к дивану, на котором совсем недавно сидела я сама. Разворачивается и неторопливо опускается на сиденье, подтягивая ткань светлых брюк, чтобы не натягивалась и не создавала неудобств.
— Здесь всегда так сумрачно? Тебе неприятен яркий свет?
Атиус с любопытством осматривает гостиную, которую действительно освещает лишь несколько напольных светильников, а я спохватываюсь. Ведь тетя, когда зашла в комнату, все верхние лампы погасила. А я даже не подумала изменить настройки к приходу гостя.
— Нет. Но ко мне часто заходят те, кто его не выносит. Сделать ярче?
— Не нужно. В этом свете все выглядит так необычно и интригующе. Даже загадочно. Я просто хотел узнать твои потребности. На Цессе поддерживать постоянно такие условия было бы проблематично. Разве что во дворце. Хотя, конечно, ничего невозможного…
— В этом нет необходимости. — Может, и не совсем вежливо, но все же я его перебиваю и останавливаю. Ясно же, что он просто пытается создать у меня благоприятное впечатление о своей персоне.
— Я понял. — Атиус тут же прекращает рассуждения и меняет направление разговора: — Может, ты тоже присядешь?
Сиреневые глаза смотрят прямо, открыто, без наигранности, без скрытого намека. Он действительно просто интересуется. А когда я все же отрицательно качаю головой, столь же спокойно и прямолинейно продолжает:
— Дейлина, я не хочу, чтобы у тебя обо мне складывалось ложное впечатление, основанное на том, что ты видела и слышала. Политика не всегда оставляет нам возможность показывать себя такими, какие мы есть. Прошу тебя, не делай поспешных выводов. Я не требую принимать случившееся как само собой разумеющееся. И уж тем более не жду, что ты, забыв о своих мечтах, бросишься в мои объятия. Это было бы ненормально. Я прошу лишь немного подождать, не закрываться, не подозревать меня в том, что я даже не планирую делать, не пытаться видеть во мне того, кем я не являюсь. А когда у тебя будет достаточно информации, я уверен, ты сможешь принять то, что произошло. До этого никто не будет на тебя давить и требовать того, к чему ты не готова. Хотя, конечно, нам все же придется придерживаться некоторых норм и традиций. Ведь наши отношения на виду у всей империи.
О как! И это все сказано искренне? Или же тщательно продумано, от первого до последнего слова.
Дихол! Мне определенно было бы проще, если бы принц продолжал демонстрировать симпатию, изворачиваться и лукавить. И пытаться сблизиться столь же явно, сколь мой дядя всегда выражал свое ко мне отношение. Но цессянин действует иначе, и невозможно понять, что на самом деле творится в его голове.
Одно понятно — вставать в позу, обвинять альбиноса в том, что он меня использует в своих целях, и категорически отвергать сделанное предложение неразумно. Мне ведь конфликт с ним не нужен, иначе план точно не сработает. Наверное, будет даже проще, если цессянин будет считать меня послушной и милой девочкой. Тогда и свобода действий у меня появится. А уж терпения и выдержки мне не занимать. За два года я себя контролировать научилась.
Главное, не перестараться, чтобы не возникло подозрений. Впрочем, принц ведь со мной раньше не общался, так что…
— Я постараюсь, — лаконично произношу, надеясь, что ему этого будет достаточно.
И не ошибаюсь. Атиус удовлетворенно кивает, правда, ранее словно задумывается на секунду. А затем так неожиданно встает, что я даже слегка теряюсь. Неужели больше ничего не скажет? Уйдет?
Действительно, говорить он не торопится. Но и покидать комнату тоже. Ободряюще мне улыбается и подходит к окну. Опираясь ладонями о подоконник, заглядывает сквозь решетку, стараясь рассмотреть в темноте окружающий мир.
— Жаль, что так темно, — констатирует разочарованно. — Я первый раз на Рооотоне, надеялся хоть что-нибудь увидеть.
— Вам не повезло, — объясняю, понимая, что он ждет от меня ответной реакции. — Сейчас начало года, сезон темени. Скоро его сменит сумрак, но он не намного светлее, потому что из спутников на небе будет один Лагс. Только через полгода появятся Родс и Дарас. Тогда три месяца будет полумрак, который постепенно сменится полусветом. А когда над горизонтом на несколько часов поднимется Поорс, начнется день и год завершится. Но в это время Рооотон становится совсем другим. Все животные прячутся, даже растения сворачивают листья, потому что яркий свет их обжигает.
— Понятно… — Принц прекращает бесполезные попытки хоть что-то разглядеть и снова разворачивается ко мне. — Как же ты столько лет выдержала? И другие, не рооотонцы. Для меня жить в темноте было бы мучением.
— Есть приспособления специальные…
— Вот эти? — моментально соображает цессянин, отыскивая взглядом лежащий на столике визор и очки, которые наверняка еще раньше заметил, когда гостиную осматривал. — Можно попробовать?
В его глазах столько заинтересованности и предвкушения, что отказать я не в состоянии. Но все же предупреждаю:
— Много вы не увидите. Дальность ограничена.
Могла бы и не стараться. Ему сам прибор интересен. Принцип работы. Тот эффект, который получается. Мужчины вообще к технике очень своеобразно относятся. С увлечением. Вот и принц, едва получив разрешение, обо всем забывает и с явным нетерпением принимается изучать визор. Даже сам находит кнопку активации и обруч на голову надевает. Правда, задом наперед.
— Переверните.
Я провожу в воздухе рукой полукруг, подсказывая, как будет правильно. А потом и вовсе подхожу ближе, чтобы помочь закрепить дужки очков в пазы. Это самому, не имея навыков, очень сложно сделать. Разумеется, осторожничаю, стараюсь минимизировать контакт и отступаю поспешно. Однако опасения мои совершенно напрасны. Принца интересует иное. Он снова шагает к окну, даже на цыпочки привстает и пригибается к самой решетке, заглядывая как можно дальше.
— А можно ее убрать? Зачем вообще… Ох! — Не договорив, он отшатывается.
Свой невольный испуг принц не пытается от меня скрыть. Не прикрывается бравадой типа: «А я специально, чтобы тебя напугать». И даже сам над своей реакцией смеется. Причем весело так.
— Вот страшилки-то! Кто это?
Цессянин уже с большей осторожностью, но все же возвращается к окну, присматриваясь к телам, копошащимся на низком внешнем карнизе. Очки показывают ему обитателей Рооотона во всей красе, а вот мне они не видны, потому что сливаются с тьмой и черным камнем, из которого выстроен дворец. Но ведь я и без этого прекрасно знаю, кто караулит и ждет появления возможности пробраться внутрь.
