— Бумага есть. Для нужд казенных царская казна закупает. Дорого. Купцы для делов своих пергамент берут. Там рядом лавочка есть, попроще. Пергамент здесь, на Руси, делают. Он дешевше. Может, ты тоже пергамент приспособишь?
— Бумага из телячьей кожи мне не нужна, — отмахнулся царский сплетник, — Где там эта лавка заморская? Веди!
Кузнец начал уверенно пробираться между торговыми рядами, рассекая толпу. Царский сплетник пристроился у него в кильватере.
— Пироги горячие, цены некусачие! — проскочил мимо Виталика лотошник, — С вязигой, с грибами, с малиной из сада, ели бы сами, да продать надо! — Словно чуя покупателей, остановился, оглянулся и заорал пуще прежнего: — Пироги с зайчатиной — просто замечательны! С пылу-жару почти даром!
— Вот это — реклама! «Нигде, кроме как в Моссельпроме». — В животе царского сплетника заурчало. — Слышь, Ванька, брюхо подвело. Давай сначала перекусим, — дернул Виталий за рукав своего гида. — А то ты приперся ни свет ни заря, и я из-за тебя завтрак пропустил.
— Давай, — притормозил кузнец. — Вон там яблок можно прикупить, вон там молока кринку. У нас здесь всякое есть — и козье, и из-под коровки, и даже кобылье имеется.
— Кумыс оставим степнякам.
— А вот тут сладости. Леденцы продаются.
— Леденцы? Надо будет Янке купить. Ой… — Царский сплетник почесал затылок, вспомнив про хозяйку. — Слышь, Ванька, а где соль продается?
— Ща покажу. Пойдем.
Кузнец резко сменил направление движения и повел юношу к новой цели. Соляная лавка больше напоминала обычный лоток с навесом, для зашиты товара от дождя.
— И почем у нас здесь соль? — поинтересовался царский сплетник у тучного, краснощекого купца, протиравшего платочком вспотевшую лысину. День обещал быть жарким. Солнце палило вовсю.
— Это смотря сколь брать будете, — откликнулся купец. — Ежели, скажем, фунт, то одна цена, пуд — другая.
С мерами веса у Виталий была та же проблема, что и с деньгами, цену которым узнал сравнительно недавно, и сколько весит, понятия не имел. Вот то, что пуд — это шестнадцать килограмм, знал точно, однако в бочку Янки он грохнул гораздо больше пуда, а потому, решив не заморачиваться, просто ткнул пальцем за спину купцу:
— Давай сюда вон тот мешок. Я думаю, килограмм на пятьдесят потянет.
— О! — обрадовался продавец. — Не знаю, что такое килограмм, купец заморский, а в этом мешке четыре пуда. По-нашему, по-русски, одна капь!
— Ну капь так капь, — пожал плечами юноша, — Сколько с меня?
— Оптовым покупателям у нас скидка, — расплылся купец, с натугой выгружая мешок на прилавок, доски которого прогнулись от тяжести товара.
— Что? Доставка бесплатно? — усмехнулся царский сплетник.
— Ну да, — оживился купец, который, видать, имел в виду совсем другое. — Куда доставить?
— Я тебе доставлю! — возмутился Иван. Кузнец сгреб с прилавка мешок и легко, словно перышко, закинул его себе на плечо. — Сам донесу!
— Да ты чё, Вань! — опешил Виталик.
— Знаю я их! Только отвернись, враз фунта три, а то и полпуда, недосчитаешься!
— Куда ты лезешь, орясина деревенская! — возмутился купец, — У нас на Руси…
— …завсегда воруют, — закончил за него Виталий, — Так сколько с меня?
— Полторы гривны.
— Упс… Это со скидкой?
— Со скидкой, — сердито мотнул головой насупившийся купец.
— Золотая тараномка получилась.
Однако торговаться царский сплетник не стал, развязал кошель и честно отсчитал три рубля.
— Как же мы с этим мешком по рынку мотаться будем? — опомнился он, — Может, отнесем его сразу ко мне домой и вернемся обратно?
— Не, — отмахнулся кузнец, — с собой таскать буду.
— А не устанешь?
— Да чего тут носить-то? Вот помню, в детстве батяня заставлял меня наковальню двигать. Он как на глаза слабый стал, все место ей получше подыскивал. То там ему не нравится, то сям, щурится, присматривается — видел-то уже плохо. По три часа за ним с наковальней по кузне бегать приходилось. Вот это было тяжело. А это чё? — подкинул Левша на плече мешок.
— Да, неплохую он тебе тренировку устроил, — хмыкнул царский сплетник. — Ладно, пошли.
Не успели они выбраться из соляных рядов, как юноша услышал ласкающие слух звуки:
— Шаурма, шаурма, горячая шаурма!
— Ух ты! — облизнулся Виталий. — Родным Рамодановском запахло. Ваня, ты когда-нибудь пробовал шаурму?
— Пробовал, — поморщился кузнец. — Я эту шурпу не очень люблю.
— Ваня, это не шурпа, а шаурма. Шурпа — это суп из баранины.
— Наши щи лучше! — категорично заявил Левша.
— С тобой все ясно, — пробормотал юноша, спеша на голос зазывалы.
— Барин, да это же такая гадость! Тут при базаре харчевня есть. Пойдем лучше там откушаем.
— Вот дела сделаем и откушаем. А сейчас нам надо просто перекусить. Опаньки! — невольно тормознул юноша, увидев торговца шаурмой.
— Чего такое, барин?
— Да нет, ничего.
Внимание царского сплетника привлекла характерная тюбетейка на голове торговца, хотя остальной наряд — косоворотка, лапти, портки да и вообще славянская внешность продавца — этой тюбетейке явно не соответствовали.
— Падхади, дарагой купец, — старательно коверкая речь, начал зазывать Виталий продавец, заметив, что тот сверлит его взглядом, и начал подсыпать зелень на лаваш, — сэйчас такой шаурма заверном! Хочеш — со свыньей, хочэш — с каровой, хочэш — с барашком!
— А твой барашек раньше не мяукал?
— Слюшай, абижаэш, да!
— И не гавкал?
— Нэт!
— Тогда давай со свининой.
— Вах! Сэйчас тэбэ будет натуралный свынья! — заверил клиента торговец, подсыпая в жаровню углей.
— Ты б под горца не косил, родимый, — попросил его царский сплетник, — Шаурма — туркменское блюдо.
— Вах! Я туркмен!
— Тогда скажи мне, чурка славянская, откуда у тебя такая рязанская морда?
— Слушай, ну чего пристал? — надулся продавец. — Мне хозяин по-русски говорить запретил, чтоб клиент лучше шел.
— А-а-а… так ты по-иноземному, оказывается, говорил. Тогда понятно. И тюбетейка поверх лаптей тебе восточного колорита добавляет. Ну вылитый чучмек. Ладно, давай сюда свою шаурму. Но если она у меня во рту замяукает или загавкает…
— Мы в сыром виде не подаем. — Торговец поспешил завернуть шаурму слишком грамотному клиенту, — Две копейки.
— Озверел? — возмутился Иван, — За такую дрянь целый грош?
