и врачи подготовятся к операции.
Нам остается лишь
ждать,
читать,
смотреть телик
и слушаться медсестру,
которая приходит каждый день
и следит, чтобы мы не перенапрягались.
А я постоянно думаю,
что все это ожидание,
бессмысленное ожидание –
напрасная трата драгоценных
последних
минут нашей жизни.
Наводим порядок
Так или иначе,
скоро нам больше не понадобятся
все эти широченные штаны и юбки,
не говоря уж об огромных трусах,
которые мы носим с тех пор,
как научились ходить на горшок.
И хотя нам по-прежнему немножко больно
от расширителей,
мы находим в себе силы
разобрать шкафы
и выкинуть все,
что не сможем носить после разделения.
Мы поднимаем в воздух ярко-оранжевые штаны
и недоумеваем: зачем мы вообще их
покупали?
– Надо бы закупить новой одежды, –
говорю я.
Типпи вертит серебряное кольцо
на указательном пальце.
Снова и снова.
– Нет, – говорит. – Не надо. Сперва
посмотрим.
Посмотрим,
что с нами будет.
Много
Я играю с матрешками,
ставлю их в ряд,
но
не по порядку,
а вразброс,
раскладываю и складываю,
прячу друг в дружку.
Что бы там ни говорила Дракон,
мол, мы с Типпи тут ни при чем…
Всякий раз, когда я беру в руки
десятую,
самую крошечную, что живет в сердцевине,
невзрачную и незапоминающуюся,
как зернышко риса,
я ловлю себя на желании
выбросить ее в мусор
и посмотреть, уживутся ли остальные куклы
друг с другом
без нее.
Как вам такой символизм?
Люди пронюхали
В конце концов
мы опять ложимся в больницу,
где за нашим здоровьем будут пристально
следить.
Каким-то чудом
люди об этом пронюхали.
На улице
у входа в реанимационное отделение,
невзирая на снег и дождь,
постоянно трутся репортеры,
похожие на безумных фанаток какой-нибудь
мальчиковой группы,
мечтающих получить контрамарку
или просто одним глазком увидеть кумиров.
Мы с Типпи наблюдаем за ростом толпы
с пятого этажа,
но разговариваем только с Каролиной.
Не то чтобы она нас снимает –
нет, она переключилась на врачей
и наших родителей,
а нас оставила в покое:
смотреть дневные передачи по телику
и есть обезжиренный йогурт
из больничного буфета.
По просьбе доктора Деррика
В больнице
к нам приходит доктор Мерфи.
На ней темно-синий брючный костюм
и очки в толстой оправе –
вид такой суровый и серьезный,
что мне сразу становится ясно:
доктор Деррик предупредил ее
о самом вероятном
исходе.
– Итак… – она говорит,
закидывая ногу на ногу
и укладывая руки на колени.
Мы переглядываемся.
Большая часовая стрелка быстро движется
по кругу.
– С ней все будет ОК, даже без меня, – вру я.
Доктор Мерфи кивает.
– А у тебя – без нее?
– У меня все будет никак. Я исчезну.
Но такого не случится. Я уверена.
– Возможно. Но давайте будем
готовиться к разным вариантам развития
событий.
Я хочу вцепиться когтями
в лицо доктора Мерфи,
загнать кулак ей под дых,
чтобы она завопила от боли.
Я хочу проорать:
«Пошла в жопу!» и
«Вали отсюда!», и
«Не хочу даже думать о будущем!»
Но я молчу.
Опускаю голову.
Бубню под нос:
– Я в ужасе.
Впервые в жизни
доктор Мерфи наклоняется
и берет меня за руку.
– Я тоже, –
говорит она.
Разница восприятия
Доктор Форрестер осматривает нашу кожу
в тех местах, где поработали
его расширители.
– Выглядит все замечательно, девочки, –
говорит,
ощупывая шишки.
То, от чего остальные
вздрагивали,
заставляет доктора Форрестера улыбаться –
невольно задумаешься
о разнице восприятия.
Как все устроено
Доктор Деррик раз пятнадцать
рассказывает нам, как все будет –
демонстрирует на куклах, показывает
картинки.
Только операция по разделению займет
восемнадцать часов,
а потом мне еще будут устанавливать
устройство поддержки желудочка
и накачивать меня медикаментами.
Мы обе проведем в искусственной коме
минимум неделю,
чтобы не страдать от страшной боли.
Если потом я приду в себя…
