Я размышляю, а мужчина тем временем поднимается с кресла и уходит к окну. Видимо, решив не отвлекать и дать мне возможность спокойно всё обдумать. Только вот решение в голову не приходит. Нет, не потому, что я плохо думаю, а потому, что у кого-то слишком хорошая фигура! Гордая посадка головы, сильные крепкие руки, сглаженные бугры мышц на плечах и предплечьях, узкие бёдра… На фоне призрачного голубого света, льющегося из прозрачной панели, выходящей в океан, всё это смотрится вообще умопомрачительно. Неужели даже Ниродин, при таких-то внешних данных, с высокой должностью и замечательным характером, не имеет жены? Трой, когда меня языку жестов учил, говорил, что хранители особые ленточки носят на запястьях. У то’Трона таких нет. Даже жалко его становится. И почему-то очень неуютно.
Приподнимаюсь в кресле и чуть поворачиваюсь, меняя положение тела. Нет, вопрос с девушками на Зогге надо решать радикально. И если для этого придётся шокировать мужское население и внедрить в их головы иные убеждения, я это сделаю! Ну а альбиносы… Найду способ и на них надавить. Возможностей для этого теперь много.
– Прости, я совсем забыл, что у тебя ещё идёт адаптация, – кажется, моё копошение кое-кого встревожило. – Ты устала? Я позову Троя, пусть отвезёт тебя в лазарет, – беспокойство не только в голосе, но и в глазах, и в том, как быстро зоггианин приближается, склоняясь над столом и вылавливая световые значки, плавающие на его поверхности. – Тебе не стоит переутомляться, – теперь он разворачивается ко мне, протягивая руку, чтобы помочь подняться. – А мы обсудим всё остальное завтра, если ты будешь в состоянии это сделать. Ты придёшь… Мео? – уже привычная пауза, и пальцы, чуть сильнее сжавшие ладонь, которую я советнику подала.
Конечно, приду. И не только завтра. Я теперь из здания совета вообще не вылезу, пока не наступит гендерное равенство в численном соотношении. Или что-то к нему близкое. Вот только сначала успокою своего хранителя, необычайно взбудораженного вызовом раньше обозначенного срока. Верить мне он упорно не желает. Ниродин сказал: «устала». Всё. Никаких вопросов. Какой такой осмотр местных достопримечательностей?! Какие ещё знакомства?! Отдыхать!
Счастье, что лазарет не в городе и до него ехать нужно, а то, чувствую, я бы взвыла от подобного режима жизни. Ведь всё хорошо в меру, а зоггианские мужчины в своей заботе о женщинах её не знают. Как и в категоричном отрицании сделок. Кстати, мне, прежде чем глобально бороться с подобными перегибами сложившегося стереотипа поведения у всего населения, полезно будет попрактиковаться на мелком масштабе отдельных личностей. На ком?
Смотрю на голую спину моего хранителя, который уверенно разворачивает гикл, направляя в проём пещеры-стоянки. А у меня есть варианты? Вот на нём и…
Мысль исчезает раньше, чем я её додумываю, а я слетаю с ускорителя, едва не забыв расстегнуть ремни безопасности. Со всей поспешностью, которую мне позволяет развить сопротивление воды, бросаюсь к фигурам, усаживающимся на гикл, стоящий чуть дальше в глубине пещеры. Успеваю вспомнить о том, как наш организм реагирует на неожиданности, и первое, что делаю, когда оказываюсь рядом, – закрываю сидящей позади своего спутника девушке рот и нос ладошкой и только после этого обнимаю.
Изящное тело под моими руками вздрагивает, разворачиваясь. Карие глаза испуганно округляются, но уже через секунду женские ручки стискивают меня настолько крепко, что ни её хранитель, ни мой разделить нас уже не в состоянии. Хоть и стараются. Когда же им становится понятно, что занятие бессмысленное, нас просто буксируют до ближайшего пузыря, пропихивая внутрь сквозь мембрану.
– Айна!
– Лила!
Мы, падая на пол, синхронно восклицаем, ничуть не заботясь о том, что нас кто-то услышит. Впрочем, беспокоиться всё равно не о чем – проявив неожиданную солидарность и деликатность, наши хранители остались снаружи, мы только неясные контуры их тел видим.
Пузырь оказывается ничейным, пустым, нас никто не отвлекает, и мы забываем обо всём. Подружка, захлёбываясь эмоциями, меня расспрашивает, я столь же темпераментно пересказываю события, произошедшие после её «гибели». К тому моменту, когда настаёт черёд впечатлений от общения с зоггианами, Айна почти успокаивается. Её рука уже не так сильно стискивает мою, а голова всё реже склоняется на плечо. Мы даже с пола перебираемся на кровать, чтобы удобнее было.
– Значит, ты решила работать, – сидящая напротив девушка неторопливо накручивает на палец край одной из невесомых юбок своего наряда. – Ясно. А о спутнике, настоящем хранителе, не думала?
– Пока нет, – осторожно отвечаю. – А ты?
– Я… – Айна вздыхает, по всей видимости, старательно себя контролируя, но вздох получается томным, в глазах появляется нежность, и надолго её сдержанности не хватает. Уже через секунду на меня обрушивается: – Ой, Лила, я его так люблю, – от избытка эмоций голос срывается и дрожит, доказывая, что она не притворяется. – И он без меня жить не может. Через два дня, когда закончится адаптация, Латон меня заберёт. Он такой замечательный! Самый лучший! Такой нежный, заботливый, безумно-безумно красивый!
Кто бы сомневался. У меня даже образ в голове сразу вырисовывается: классически-идеальный зоггианин брюнетистой наружности.
– Ты к нему сейчас ехать собиралась? – начинаю чувствовать угрызения совести.
– Нет, – беспечно отмахивается маленькая ладошка, опускаясь на юбку и разглаживая смятую ткань. – На склад. Мой хранитель сказал, что я могу сама выбрать себе одежду.
– И тебя в этом ничего не смущает? – радуюсь, что мы перешли к теме, которую мне безумно хочется обсудить. – То, что за неё не нужно платить, – поясняю, потому что подружка хмурится, пытаясь понять суть вопроса. – И то, что ты будешь всё получать просто так. А если станешь работать, то фактически бесплатно.
– Нет, не смущает, – пожимает голыми плечами подружка. – Во-первых, выйди я замуж на Цессе, муж всё равно не позволил бы мне зарабатывать и обеспечивал бы сам. Так какая разница: он или общество? А останься я одиночкой, сама понимаешь, какие бы у меня были условия жизни! Моя мама – классический тому пример. Во-вторых, воспитание детей – это тоже работа. А я очень хочу от Латона девочку и мальчика. И он об этом мечтает, – красивые губы растягиваются в улыбке. – Ну и в-третьих, это их мир и их правила. Зоггиане нас спасают. Позволяют с ними жить, причём жить комфортно. Оставляют право выбора и ничего не навязывают. Окружают заботой, любовью! Зачем же я буду вмешиваться и насаждать то, что для них неприемлемо?
Позиция по-женски правильная, социально грамотная и психологически верная. Может, это только у меня какое-то патологическое стремление сунуть свой нос в чужие дела?
– И как же ты с ним познакомилась? – предпочитаю перейти на нейтральную тему. – Ты ведь всё это время в лазарете жила под надзором своего хранителя?
– Ну что ты! – искренне удивляется девушка. – Мы же не пленницы! Если есть желание, можно попросить, и тебя куда угодно отвезут. Между прочим, раз ты не в курсе, помощь в поиске постоянного хранителя как раз и есть одна из функций временного! Мне, когда я решила, что местных профессий не знаю, а работать по своей специализации не смогу… кому тут нужны цессянские обрядовые танцы? – смеётся. – Так вот, хранитель мне предложил погулять по городу. Без какой либо определённой цели. Просто посмотреть, как живут зоггиане, где работают. Я забрела на ферму, где выращивают рыб, и именно тогда Латона первый раз увидела. Сразу поняла, что хочу быть именно с ним, хотя и других мужчин до этого встретила немало, – прикрывает глаза, вспоминая. – Знаешь, это совершенно непонятно. Он ведь не навязывался, даже не говорил со мной, просто стоял в стороне и смотрел, а меня всё равно к нему потянуло. А когда подошла и имя назвала… – улыбка становится ещё шире. – Он мне руку поцеловал, представляешь?! Я думала, такого вообще не бывает!
