Ниродин ловит мою руку и останавливает, вернее, подводит к окну.
– Посмотри туда, Мео, что ты видишь? – негромко спрашивает.
Не ожидая подобного вопроса, несколько секунд непонимающе на него смотрю и лишь потом перевожу взгляд в тёмные глубины.
– Океан, – наконец нахожу приемлемый ответ.
– Верно, – мужчина прикладывает ладони к прозрачной поверхности, всматриваясь в сгущающийся сумрак. – Он может себя защитить. Нам не обязательно афишировать своё присутствие. Тем более что единственный цессянин, который был в курсе того, что Зогг обитаем, находится у нас. А девушки, – он разворачивается лицом ко мне, прислоняясь спиной к гладкой поверхности. – Мы их и не потеряли. Все приманки, спасённые сегодня, пройдут адаптацию и останутся на Зогге, а другие… – он протягивает руку, осторожно касается подушечками пальцев моего запястья и скользит к плечу, – … их не будет.
– Почему? – мои глаза изумлённо расширяются, наблюдая за его странными действиями. – Это же ваша мечта!
– Мечта ничего не стоит, если она требует невозможного! – широкая ладонь зарывается в волосы, принимаясь мягко массировать затылок. Секунда моего замешательства, рывок, и зоггианин оказывается совсем близко. – Нужно мечтать лишь о том, что реально. Разве не так… Мео? – жаркий выдох, опаливший висок, сильная рука, с нажимом спускающаяся по спине, и мощное тело, прижавшее меня к стене.
Дыхание учащается, сердце выстукивает бешеный ритм, подчиняясь взбесившимся гормонам, а в душе нарастает обида. Он же был таким учтивым! Предупредительным! Трой говорил, что мужчины никогда не нарушают приличий и не переступают черты, которую обозначает девушка. Что произошло? Разве я дала ему повод? Почему Ниродин позволил себе изменить собственным принципам? Неужели всё хорошее в зоггианах только на словах?!
– Отпустите! – отталкиваю мужчину, стараясь вырваться.
– Зачем? – хрипло откликается он, ещё теснее прижимаясь ко мне. Словно доказывая, что против него у меня нет шансов. – Ты нелогична, – страстно шепчет, зарываясь носом в мои волосы. – Требуешь от совета решительных действий и не желаешь принимать аналогичные мои. Разве это правильно?
Советник неожиданно отстраняется, убирая руки. Вернее, упирая их ладонями в стену по бокам от меня, чтобы не сбежала, но больше не касается, только смотрит внимательно. Впрочем, мог бы и не страховаться, потому что я, почувствовав свободу, замираю, не веря тому, что происходит.
Ниродин тяжело вздыхает и качает сокрушённо головой.
– Прости за эту некрасивую демонстрацию, Мео, – говорит абсолютно другим голосом. Привычным, мягким, рассудительным. Словно и не было в нём той страсти, которую он не мог в себе удержать. – Но ты должна была вспомнить и больше не забывать одно очень простое правило: прежде чем принимать решение, задумайся, честна ли ты сама с собой. Ты же не хочешь насилия, не желаешь его для себя. Я ведь вижу, что это так, иначе твоя реакция на мои действия была бы другой. Ты прекрасно знаешь, что для нас это так же неприемлемо, я столько раз тебе об этом говорил. Почему же ты так страстно желаешь, чтобы мы ввязались в эту войну? Навязывали кому-то своё мнение? Диктовали условия? Принимали чью-то сторону, соглашаясь на применение насилия в отношении других? Чем наше поведение в этом случае будет отличаться от моего минуту назад?
Я – дорада! Мне не консультантом нужно быть, и уж тем более не советником, а сидеть дома, рожать детей и в чужую политику не лезть.
– Ты совершенно напрасно себя коришь, – то’Трон словно мысли мои читает, потому что я молчу, а его слова звучат в унисон моим умозаключениям. – Ломать устоявшиеся стереотипы необычайно трудно, а тебе сейчас именно это приходится делать. Впрочем, в полной смене мировоззрения нет необходимости. В твоей работе консультанта это будет даже мешать. – Он отталкивается от стены, расширяя оставленное мне жизненное пространство, и аккуратно подхватывает мою впавшую в ступор персону под локоть, чтобы подвести к двери. По дороге ухитряется стянуть со стола инструкцию, которую я там оставила, и вручить мне в руки вместе с цветочком, добытым из вазы. – Достаточно того, что ты с большим вниманием начнёшь относиться к нашей позиции в вопросах контактного взаимодействия с другими цивилизациями. Идёт?
Вопрос звучит почти весело, а в глазах… В них точно сожаление. О чём? О том, что моё сознание оказалось не столь толерантным, каким виделось советнику? Или же о том, что моё поведение не соответствовало тому, которого он ждал? Так, может, его нотация вовсе и не воспитательная акция, а попытка спровоцировать и узнать моё к себе отношение? Очень уж натурально Ниродин играл.
Только вот задавать прямой вопрос, чтобы получить ответ, я не собираюсь. Если и занесло мужика, то он исправился. Всё. Дело закрыто. Потому и киваю уверенно, и улыбаюсь в ответ, лишь бы напряжение снять да на новый выговор не нарваться. Нет уж. Хватит. Больше я ошибок не делаю. Слишком они мне (то есть моей психике) дорого обходятся.
С самой что ни на есть счастливой физиономией, сжимая в ладонях память о моей прошлой жизни и очередной подарок, шагаю через порог под надзор терпеливо ожидающего окончания нашего разговора Троя. Домой, домой, домой! Сейчас лазарет – моё спасение! Мысли в порядок привести, морально успокоиться, просто расслабиться, в конце концов! Тем более что завтра новое заседание, и касаться оно будет судьбы пленников. Я его пропускать не хочу, да и не могу, то есть не имею морального права – то’Трон уже на выходе, но предупредил, что моё присутствие является обязательным. Как ни крути, психология цессян мне лучше знакома, чем зоггианам, которые хотят знать, как отнесутся спасённые к ограничению своей свободы. Представители сильного пола, естественно. Потому что девушки пройдут стандартную процедуру адаптации и найдут себе хранителей, тут обсуждать нечего.
– Не думаю, что разумно позволить мужчинам-цессянам жить в Ожевероне, – первые же слова ведущего совет, на который мы все собрались ни свет, ни заря, доказывают мне, что заседание будет непростым. – Да, этот город построен именно для того, чтобы контролировать деятельность пришельцев. Но это не значит поголовно допускать в общество. Мужчины – это не девушки, которые готовы забыть своё не самое приятное прошлое, чтобы получить реальный шанс найти настоящее счастье. Психология цессянских мужчин иная, чуждая. Уверен, они будут дестабилизировать отлаженный механизм общественной жизни похлеще, чем драконы. Это так, Мео?
Советник ждёт всего лишь подтверждения того, что он не ошибся в выводах, поэтому я не выхожу в круг, остаюсь сидеть, просто киваю, и зоггианин продолжает:
– Следовательно, если мы всё же адаптируем всех спасённых, за мужчинами необходимо будет вести постоянный тотальный контроль. Кто согласится это делать? Тем более что работа может быть связана с применением насилия.
– Тогда какие варианты? – в полумраке зала я слышу только голос. Кто именно говорит, разобраться трудно, а на всеобщее обозрение советник не выходит. – Долго держать спасённых в пузыре на мелководье – нереально, слишком много требуется ресурсов для стабилизации его структуры на малой глубине. Да и какой в этом смысл? В город – нельзя, тут Эделот прав. Убить – негуманно, зачем тогда спасали? Отпустить – равносильно убийству, самостоятельно в океане они не выживут. Передать тем, кто летит им на выручку, – глупо, тем самым однозначно раскроем своё присутствие. Мы сами себя загоняем в тупик, вам не кажется?
