Следствие пришло к выводу, что Дарья Зарецкая покончила с собой. И никто больше не узнал, что на самом деле это был несчастный случай. Несколько раз Алена порывалась рассказать, что Даша не кончала жизнь самоубийством, что это трагическая случайность – особенно после того, как увидела мать Даши, убитую горем, но не смогла. А потом Зарецкие переехали – не смогли жить там, где умерла Даша.
Даша открыла глаза.
В теле Миры все было иначе. Она могла дышать и различать запахи. Она могла слышать стук сердца и чувствовать пульс. Она могла ощущать температуру в комнате и сквозняк, дувший по ногам.
Она была живой. Ничего общего с призраком.
Даша глубоко вдохнула, выдохнула, недоверчиво поднесла руку к лицу, рассматривая тонкие пальцы и, не удержавшись, коснулась лица. Недоверчиво потрогала его. Засмеялась. На нее накатил неудержимый восторг – впервые за много лет ее тело было осязаемым. Она могла дотрагиваться до предметов, ощущать давление, тепло и холод, могла дотрагиваться до людей!
– Что с тобой? – спросил Ярослав, хмуро глядя на девушку – он не знал, что в теле Миры Бортниковой сейчас находится его сестра Даша, которую в загробном мире прозвали Дарёной.
Даша тотчас отняла руку от лица и легко вскочила с кровати – ее пронзила новая волна восторга. Как же давно она не стояла на ногах, не чувствовала под ними твердую опору! Она больше не бесплотный дух, она человек, настоящий человек!
– Ярик, – улыбнулась Даша губами Миры, глядя на младшего брата. Какой же он все-таки стал большой. Высокий, крепкий в плечах, только улыбка у него все такая же, как в детстве. Даша дотронулась до его русых волос – они были мягкими, как раньше. Она хотела погладить брата, но тот отскочил в сторону.
– Ты чего? – только и спросил он.
– Я скучала, братик, я очень скучала, – хрипло сказала Даша не своим голосом, но парень вздрогнул – интонации были очень знакомыми.
– Братик? – переспросил он. – Бортникова, что с тобой?
В его мятных глазах промелькнула растерянность.
– Ты стал такой красивый, – прошептала Даша и снова попыталась дотронуться до него – но Ярослав не позволил. – Я все время наблюдала за тобой. За всеми вами. За родителями, за Егором и Власом. За его детьми – мы бы с ними обязательно поладили. Я так скучаю, Ярик. Очень-очень. Можно я обниму тебя? Тогда ведь не успела…
– Не трогай меня, – прошептал Ярослав, перестав понимать, что происходит. Он видел, как вдруг изменилась Бортникова, ее голос, взгляд, жесты – все стало другим. Но с чем это связано, естественно, не догадывался. Только чувствовал в душе глухую тоску.
– Кто ты? – встала со своего места Настя. – Ты ведь не Мира?
Даша улыбнулась подруге и схватила ее за руку, крепко сжав.
– По тебе я тоже очень скучала. Ты тоже выросла, Насть! И стала такой красивой и сильной. Я тобой горжусь. Помнишь, как-то в марте мы прогуливали историю, сидели на лавочке и ели мятное мороженое. Ты говорила, что хочешь стать журналистом, но отец и мачеха не позволят тебе этого сделать, и ты сбежишь. А я отвечала, что все получится и что я буду тобой гордиться. Так ведь и вышло, да?
– Что? – едва слышно проговорила Настя. – Откуда… Откуда ты знаешь? Кто тебе рассказал?
– А потом ты испачкала белую блузку мятным мороженым, и мы оттирали ее моими салфетками, но сделали только хуже, – добавила Даша. Об этом не знал никто, кроме них двоих.
– Ты…. Ты Даша? – вдруг догадалась Настя, и лицо ее стало белым, как мел. – Ты… вселилась в Миру?
– Я всегда говорила, что ты умная! – возликовала Даша. – Да, Мира позволила мне сделать это. Я пришла к вам на пару минут. Чтобы вы поверили ей. И сделали все, что хочет Вольга.
– Нет! – с каким-то отчаянием закричал Ярослав. – Это неправда! Бортникова, что ты устроила? Думаешь, я в это поверю?
– Ярослав, это правда я, Даша, – сказала Дарёна губами Миры, глядя на младшего брата со слезами в глазах. – Твоя старшая сестра.
– Нет, – прошептал он со страхом и болью. Ему показалось вдруг, что стены шатаются, а пол уходит из-под ног. – Это не ты, нет. Ты не моя Дашка. Не она. Ты – Мира.
– Это я, Ярик. Я. Как мне доказать? – грустно спросила Даша, не сводя с брата измученных глаз. – Помнишь, когда тебе было пять, я гуляла с тобой, а ты упал и поранил ногу? Я купила тебе пирожное, чтобы ты не плакал, а ты поделился им со мной, и мы вместе сидели на лавочке и ели. А помнишь, мы однажды подшутили над Егором? Добавили ему в суп перец и кошачью мяту, а суп съел Влас и долго орал на Егора, потому что думал, что тот специально. Или помнишь, мы вчетвером были в деревне и пробрались в сад к Власу и Егору, которым постелили там? Влас рассказывал нам ужастики, но ты их не боялся, куда больше тебя пугали жуки и ночные бабочки. Звезды были очень яркие, и ты говорил, как тебе однажды приснилось, что на самом деле звезды – это большие леденцы, и ты попробовал один из них. Помнишь, Ярик? Я все-все помню. Каждый миг своей жизни, – Даша говорила и плакала, а глаза Ярослава стали красными. Никто из них не слышал, как лает в одной из комнат Сэт.
– Так не бывает, – почти жалобно сказал он. – Это не ты.
А Даша, не сдержавшись, обняла его, крепко, как в детстве. Ярослав не оттолкнул ее – стоял, опустив руки, и не знал, что делать, а стены давили все сильнее, и сильнее, и сильнее.
– Прости меня, Ярик. Прости, пожалуйста, прости, – говорила Даша, уткнувшись ему носом в плечо. – Это я, я во всем виновата. В том, что ты не смог встретиться с Настей. И в тот день… когда ты все видел… когда ты увидел, как я упала, я… я не смогла уйти. Не смогла оставить вас. Я ведь так сильно вас люблю. Как же я без вас? Как я без мамы? В тот день я с ней поругалась, даже не успела сказать, что люблю. Нагрубила, убежала… Мне так жаль, Ярик, так жаль, – Даша отстранилась от него, глядя в его зеленые глаза, и лицо ее было заплаканным и измученным, а взгляд – несчастным.
Ярослав почувствовал вдруг странное тепло, исходящее от кольца, его словно ударило током, и вдруг он понял, что вместо Миры перед ним стоит его сестра. Такой, какой он ее запомнил. Навсегда оставшейся подростком.
– Дашка, – прошептал он потрясенно. – Это и правда… ты?
И заплакал, как маленький мальчик, увидевший свою сестру мертвой, лежащей под погасшим фонарем.
Ярослав обнял Дашу – так крепко, как никогда не обнимал в детстве, а потом, став взрослее, жалел, что никогда не говорил, как любит свою старшую сестру. Тысячи раз он корил себя за то, что не был по отношению к ней хорошим и заботливым, тысячи раз думал, что в тот день мог оставить ее дома или пойти следом, а не обзывать дурой и нестись на футбольную площадку, тысячи раз вспоминал ее лицо и голос.
– Я так скучал, – тихо говорил он, не отпуская Дашу – она обняла младшего брата в ответ и беззвучно плакала. – Я очень по тебе скучал. Вспоминал, видел во сне.
– Я тоже скучала, Ярик. Очень. Но я всегда рядом с вами, правда. Приглядываю, помогаю, как могу. И очень хочу помочь тебе, – Даша отстранилась и, по-взрослому взяв лицо брата в свои ладони, большими пальцами утерла его слезы. Для нее Ярослав навсегда остался ребенком. Не взрослым уверенным парнем, а маленьким вихрастым мальчишкой с ободранными коленками, на которого она все время кричала, но которому втайне копила деньги с обедов на подарки. – Не плачь, Ярик, ты ведь уже большой, – сказала она с болезненной улыбкой.