— Согласился? — невольно усмехнулась царица.
— Ну да. А ежели бы не согласился, плохо б нам пришлось.
— Быть по сему. Вези его в тюрьму, Федот, в темницу самую надежную определи. Пусть проспится. И поставь на охрану команду своих самых надежных стрельцов. Никого к темнице не подпускать, кроме меня. Всех, кто к ней приблизиться посмеет, в шею гони.
— Но, царица… — застонала боярская дума.
— Боярина без царя судить нельзя! А в отсутствие царя его судить можно только полным составом боярской думы! — отрезала Василиса. — А у вас здесь далеко не полный состав.
— Так это мы мигом…
— И боярин должен иметь возможность отвечать на поставленные вопросы, — добавила царица. — Вези его, Федот, в тюрьму. Ты, я надеюсь, все понял?
— Все понял, матушка.
— Исполнять! — властно приказала Василиса.
— Слишком уж ты добрая к татям, царица! — не выдержал боярин Буйский.
— Добрая, злая… главное, за кем армия, — мрачно сказала царица. — Козьма, — обратилась она к боярину Кондыбаеву, — поднимай войско! Ежели кто из бояр смуту затеять посмеет, вязать и к Малюте в пыточную волочить либо казнь вершить на месте без суда и следствия по законам военного времени. Страже стрелецкой, — повернулась царица к боярину Засечину, — усиленные наряды на улицах нести, и любую смуту, особливо со стороны бояр…
— Но, царица-матушка… — протестующее взревел стрелецкий воевода.
— Лишаю тебя воеводства! — рявкнула царица. — Федот! Городскую стражу и разбойный приказ под твою руку отдаю!
— Есть! — вытянулся сотник.
— А ты, Буйский, чтоб к полудню боярскую думу в полном составе в палатах царских собрал. Не соберешь, пеняй на себя. Я не Гордон. Скипетром никого охаживать не буду. Боярскую шапку долой, удел в казну, голову на плаху. Козьма, уделы боярские обложить войсками со всех сторон!
— Будет сделано, царица-матушка, — кивнул войсковой воевода. — Без твоего приказа никто из них со своего подворья носа не высунет, кроме тех, кому на заседании боярской думы быть. Ну, чего ждете? По домам, бояре, вас здесь только к полудню ждут.
Как только ропщущие бояре покинули царский двор, Козьма Кондыбаев склонился к уху Василисы:
— Как бы чего не вышло, царица-матушка. Под моей рукой войск, конечно, много, но и у них людей хватает.
— Знаю. Обложить лишь те уделы и подворья, что ближе к Великореченску. Силы не распылять.
— Так ить с дальних уделов подтянуть могут.
— Что предлагаешь?
— Гордона искать надо. Только он междоусобицу остановить может. Не верю я, что сгинул наш кормилец.
— Я тоже не верю. Федот, а ты чего застыл?
— Ждал, когда бояре разойдутся, — ответил сотник, поглаживая рукоять сабли. — Мало ли чего…
Царица усмехнулась:
— Вези его в тюрьму, исполняй приказ. Да распорядись, чтоб квасу да рассолу ему в камеру побольше поставили и чего-нибудь поесть. Стрельцам, что в карауле стоять будут, пищали выдай. Пусть палят по любому, кто в камеру царского сплетника прорваться надумает. Кто бы ни пришел, боярин, не боярин, никого, кроме меня и Гордона, близко не подпускать! Пока вина не доказана — сплетник не виновен! И всех стрельцов предупреди, что боярин Засечин им теперь не указ.
Федот поклонился, запрыгнул в седло и дал знак кучеру трогать. Карета в окружении стрельцов тронулась в обратный путь по направлению к городской тюрьме, мерно стуча колесами по булыжной мостовой.
— Ах, как все это не вовремя, — пробормотала Василиса, глядя вслед карете. — Шемаханское посольство на подходе, а моего непутевого опять куда-то занесло. Нет, с этим надо что-то срочно делать…
* * *
Виталик сидел на охапке сена, периодически прикладываясь к жбану с холодным квасом. Как только жажда утолялась, юноша прикладывал жбан к голове.
— Мм… это ж надо было так надраться! Ну все. Больше ни грамма! Ни за какие коврижки! Ни царь, ни Дон, ни Кощей ни на одну рюмочку меня больше не уговорят. Я в завязке! А что вчера вообще было?
Царский сплетник помнил почти все, но строго до определенного момента. Помнил, как Кощей пришел в трактир с этим придурком в маске, помнил, как сидели, помнил, как гуляли, потом вроде куда-то еще поехали. В другой ресторан… у Трофима, кажется, все закончилось. А вот дальше ничего не помнил, и, как оказался на подворье Янки Вдовицы, мог только догадываться, а уж каким образом умудрился замочить Гордона и где их пути пересеклись, юноша вообще в упор не знал. Да и замочил ли? Вот в чем вопрос. Как говорят законники его родного мира: нет тела — нет убийства. Да и зачем ему мочить Гордона? Классный мужик, хотя и с придурью. И вообще, он же просто пропал! Может, у вдовушки какой завис, а тут такой кипеж подняли. Все-таки мудро продуман этот вопрос в его родном мире. В том, который в Рамодановске… блин! В котором Рамодановск! Виталик оторвал жбан от головы, приложил его к губам и еще раз отхлебнул. Заявления о пропаже принимаются только спустя трое суток. А тут и суток не прошло, и все уже на ушах. Виталик прикинул, что бы творилось в первопрестольной, если б из поля зрения охраны исчез президент… ну, хотя бы на пятнадцать минут.
— Да, неудачный пример.
Голубая тень, выскользнувшая из стены, заставила царского сплетника вздрогнуть. Он потряс головой, сделал еще один длинный глоток. Тень не исчезла.
— Допился. Глюки пошли. Белая горячка. Белка. — Виталик откинул в сторону опустевший жбан, яростно потер глаза. Голубой сгусток продолжал висеть в воздухе и исчезать не собирался. — Нет, на белку ты не похож. Колер не тот. И на охрану не тянешь. Стражники обычно через дверь заходят. Будем думать дальше: кто ж ты можешь быть? А может, сам подскажешь? В голове шумит. Не будем в шарады играть.
— Привидение, — обиженным тоном сказала тень. — Мог бы и сам догадаться.
— Ну и чего тебе надо, привидение?
— Испугать хочу.
— Знаешь, я так устал после вчерашнего, что пугаться сил нет, — тяжко вздохнул Виталик. — Да и чем меня испугаешь? Оборотня видел, бесов с чертями видел, с Кощеем вчера на брудершафт водку жрал. И чего мне после этого бояться? Тебя, воздушного, плевком перешибить можно. Так что иди, сердешный, не до тебя мне сейчас.
— Да что ж такое! — захныкал призрак. — Почему меня никто не боится? Эти, в черном, тут сидели не боялись, а теперь ты!
— В черном? — насторожился Виталик.
— Ага. Я к одному симпатичненькому попытался пристроиться, а он мне в глаз! Знаешь, как обидно!
— Ассасины… — дошло до царского сплетника. — А зачем ты к нему пристраивался?
— Так я ж голубое привидение, — проникновенно сказал призрак.
Вот тут Виталику действительно стало страшно, но он постарался виду не подать.
