— Как ты?..
— Я в порядке, отец, — Алексей накрыл своей ладонью руку отца и тепло пожал её, — только не хватает твоего ворчания.
— Чёртов мальчишка… — плечи Михаила дрогнули, и он едва справился с эмоциями.
Зря он выбрал это место для встречи, просто боялся, что будь они наедине, и вновь всё кончилось бы обычной руганью.
— Девочки спрашивают о тебе. Постоянно, — вздохнул Громов старший и поблагодарил официанта, который принёс их заказ, — ешь. Не знаю, чем ты там питаешься…
Уголок губ Алексея дрогнул, и он взялся за вилку.
— Юлька на днях с дома собралась бежать. Сложила какую-то ерунду в рюкзак и у ворот поймали.
— Почему? — взволнованно спросил Алексей, — куда она собралась?
— К тебе, — коротко ответил отец и отпил воды из высокого стакана.
— Ко мне? — удивился молодой человек.
— Они скучают. Особенно Юля. Не хочу, чтобы это повторилось, — Михаил подержал в руке вилку и снова опустил её на стол, — поэтому появляйся в доме. Чтобы дети были спокойны…
— Хорошо, — тихо ответил Алексей, — чтобы девочки были спокойны.
— Именно, — поспешно согласился отец, — ты их старший брат. Будь ответственнее.
— Понял, — серьёзно кивнул молодой человек.
— И…
— И?
— Как твоя спина? — внезапно спросил Михаил, — когда ты последний раз был на обследовании?
— Я в порядке, — привычно ответил Алексей, — не чувствую больше.
— Врать-то не умеешь… — возмутился отец.
— Это, правда. Давно не было приступов.
— Я рад, что ты справился, — Михаил допил воду, словно это было спиртное, которое могло бы ему помочь разговориться.
— Я тоже рад этому… — Алексей отправил в рот кусок курицы с тарелки, заставляя себя жевать.
— Я виноват.
— Нет, — коротко мотнул головой младший Громов.
— Я виноват, что тебе пришлось справляться одному, — договорил отец.
Брови Михаила сошлись на переносице, и мужчина нервно скомкал салфетку, бросая её на край стола.
— Никогда не думал, что буду таким отцом. Когда помру, не смогу твоей матери в глаза смотреть.
— Отец!
— Не перебивай, или опять не скажу, что хотел.
Алексей подчинился, умолкая и слушая отца. Михаил ослабил узел галстука, и глухо продолжил:
— Мне всегда было сложно понять тебя. Мы будто говорили на разных языках, и я никак не мог убедить тебя в чём-либо. Меня невероятно злил тот факт, что ты был другим. Всегда. Мой сын не хотел принимать то, что ему давалось так легко. Ты одной своей простой улыбкой мог подписать договор. Помнишь тогда, в Питере?
Алексей кивнул.
— Я взял тебя на приём в «Айкон». Бился над этим договором столько времени, а ты убедил президента компании подписать его на спор…
— Он сам был готов подписать его, — мотнул головой Алексей, — это было хорошей сделкой.
— У тебя есть чутьё. У тебя есть блестящие знания. Голова на плечах. Но, ты был другим.
— Верно. Я не был тем сыном, каким ты бы мог гордиться.
— Ты не был послушным сыном, — поправил его Михаил, — я не желал признавать тот факт, что ты с таким же благоговением смотрел на чёртову пожарку, как я на офис собственной компании, и готов был босой войти в проклятый огонь. В этом была твоя эйфория, твоя страсть. Я должен был дать этому огню перегореть, но не смог. После смерти твоей матери, я не желал потерять всё, что у меня осталось. Я не смог смириться с твоим выбором. Каждую ночь, вздрагивая от внезапного звонка телефона, я боялся услышать, что тебя больше нет…
— Прости.
Михаил остановил сына взмахом руки:
— Твой отец был трусом. Твой отец решил, что после всего случившегося, после всего этого разочарования в своих товарищах, которые не поддержали тебя, оставили в такой час, ты передумаешь и вернёшься. Я забыл кое-что поважнее. Я забыл о том, что сам поступал также — я бросил тебя в тот день, как и они, на том пожаре. Я не поддержал. Какое разочарование должен испытать ребёнок, после подобного поступка своего родителя? Какова может быть величина разочарования? Я не думал тогда об этом. Я был слишком эгоистичен. Прости. Если когда-нибудь сможешь, то прости.
— Мне жаль, отец, — Алексей внезапно понял, что от волнения удушье стало возвращаться, — чёрт…
Его кинуло в жар, и молодой человек вцепился обеими руками в край стола, стискивая зубы и не желая показать сидящему напротив отцу то, что с ним происходило. Алексей мог бы встать и выйти, но боялся, что не дойдёт до выхода из зала.
— Что? Что с тобой? — Михаил потянулся к нему через стол, хватая за плечо, — что с тобой? Плохо? Что?
— Сейчас пройдёт… — еле слышно прошептал Алексей, чувствуя, что по спине, словно хлыстом прошлись, — сейчас…
Он прикрыл глаза, выравнивая дыхание, когда почувствовал, как отец прижался лбом к его лбу, и ладони Михаила обхватили его лицо.
— Лёша… Лёш… — глухо пробормотал мужчина, — Лёшка…
— Вы такая красивая пара… — торжественно объявили над их головами.
Алексей даже на время отвлёкся от боли, одновременно с отцом поворачиваясь к подошедшему администратору.
— Чего? — поперхнулся воздухом Михаил.
Недоумевая, Громов старший глядел на бутылку французского шампанского в руках мужчины. Тот просиял улыбкой и склонился к ним ниже, поясняя:
— Вижу, у вас сегодня замечательное событие. Это вам от пары за соседним столиком. Поздравляю с решением. Такие нежные отношения — редкость в наше время. Любви вам. Счастья…
Бутылка была поставлена на стол, Алексей, стирая испарину со лба, рискнул отклониться на стуле и глянуть за спину администратора. Неподалёку сидела пара мужчин. Один из них кокетливо помахал ему ладошкой, сверкая розовым блеском на губах. Громов растерянно кивнул в ответ и повернулся к отцу. Тот с мгновение оставался серьёзным, но стоило администратору отойти, как смущённо отвернулся к окну, прокашливаясь в кулак.
— Мы с тобой смотримся… — улыбнулся Алексей.
— Послушай, — снова глянул на него Михаил, — я не могу знать, какое решение ты примешь. Только буду надеяться, что хорошо всё обдумаешь. Я намерен провести повторную экспертизу на том заводе.
Громов видел, как сын напрягся, но не дал ему перебить себя.
— Сейчас у меня есть возможность сделать всё, как следует. Прошу, не мешай. Что касается твоего увольнения…
— Отец, — вздохнул Алексей.
— Мой адвокат займётся твоим делом. Ты можешь спорить, но должен понимать, что не сможешь всю жизнь тенью бегать. Достаточно. Тот человек, что остался на пожаре — он должен знать, что виновные будут наказаны. Не делай это для меня. Не хочешь, не делай и ради себя. Сделай это для того человека. Что решишь, сын?
