Который это стакан за вечер? Она не считала.
Ночной клуб, как и прежде, гремел музыкой и переливался огнями, но больше не дарил ощущения праздника. Она проводила здесь вечер за вечером и уже знала в лицо почти всех посетителей.
Вот эта элегантная дама, которая строгим взглядом отшвыривает приставучих юношей, пробудет здесь три часа, а когда закончится стрип-программа, ее почти бесчувственный организм увезет крепкий молодой водитель, бережно взгромоздив нетрезвое тело на плечо. Что-то подсказывало Мелиссе, что одной лишь транспортировкой хозяйской тушки его обязанности не ограничиваются.
Вот этот красавчик будет долго выбирать, с кем уехать, заигрывать с каждой симпатичной дамочкой, делать недвусмысленные намеки, но так и не выберет… Если бы хоть одна из глупых барышень, что млеют от его внимания, составила себе труд отбросить иллюзии и присмотреться к плейбою, она наверняка уловила бы взгляды, которые он бросает в сторону бармена. И, конечно, навсегда оставила бы этого парня, пометив его в уме значком «бесперспективняк». Но они смотрели на него влюбленными глазами и ничего такого не замечали. Или не хотели замечать.
Вон тот пузатый дядечка тоже уедет один, но налакавшись до изумления.
А этот, не менее пузатый, возможно, сделает над собой усилие и кого-нибудь с собой увезет.
Группка золотой молодежи — приятные ребята, Мелисса перепробовала их всех — ничего особенного.
Впрочем, то же самое можно было сказать обо всех молодых красивых завсегдатаях клуба. Если бы не амулет колдуна, не позволявший ее запомнить, входя в это заведение, она бы здоровалась с половиной посетителей. Но к счастью, у нее была возможность каждый день знакомиться заново.
Стакан опустел, и Мелисса сделала жест рукой. Бармен тут же нарисовался рядом и заменил его полным.
— Скоро закрываемся, — сказал он с многозначительной улыбкой.
Мелисса уставилась на него, будто видела в первый раз. Почему бы и нет? Он ей понравился еще в первую их встречу, но тогда у нее был более достойный объект. Теперь, когда все объекты кончились, этот вариант может считаться вполне приемлемым.
— К тебе или ко мне?
Вести долгие разговоры не было ни сил, ни желания.
— Ко мне, конечно, — бармен улыбнулся.
Что-то в этой улыбке показалось ей очень знакомым. Впрочем, ничего удивительного, она уже вторую неделю ежедневно заливается под присмотром этого парня.
Это он благодаря колдуну ее не узнает. Но ей-то память никто не отшибал.
Садиться за руль она не рискнула, поймала такси. Парень назвал адрес, который она не запомнила. И через десять минут они уже остановились у двери.
— Ты уверена, что хочешь зайти?
Странный вопрос. А ради чего, он думает, она сюда притянулась? Посмотреть, какая у него красивая дверь?
Мелисса кивнула.
— Ты ведь идешь в мой дом добровольно? — продолжал допытываться бармен.
А мальчик-то со странностями. Впрочем, так даже интереснее.
— Да, — ответила Мелисса, и только после этого хозяин открыл дверь.
Они вошли в вполне симпатичную квартирку, обставленную, может, и безвкусно, но дорого.
— Я смотрю, благосостояние работников общепита растет прямо на глазах! — не удержалась от комментария девушка.
Бармен лишь улыбнулся на это и попытался притянуть ее к себе.
— Руки, — резко скомандовала Мелисса.
Больше она на такую чушь не купится. Затаскиваешь в свою постель симпатичного человеческого мальчишку, а он оказывается магом под прикрытием какого-нибудь хитрого амулета.
Она внимательно осмотрела парня. На шее ничего: ни цепочек, ни каких-нибудь других дурацких украшений, которые на поверку могут оказаться амулетом, скрывающим силу.
Колец на руках нет. Часы на запястье. Вряд ли это поделка какого-нибудь древнего колдуна, но рисковать не стоит. Она щелкнула браслетом и переложила часы на тумбочку.
Что еще? Уши. В полумраке маленькую серьгу можно и просмотреть. Мелисса быстро пробежалась по ним пальцами. Ничего.
На всякий случай задрала рубашку и ощупала живот. Вдруг пирсинг?
Пряжка ремня с камешками — тоже не годится. Мелисса вытащила и его. Пуговицы на джинсах — тоже убрать! Вместе с джинсами!
К тому времени как она убедилась, что никаких колдовских штучек на парне не было, тот стоял в одних боксерах. Мелисса окинула его деловитым взглядом: по нынешним временам пирсинг может быть в самых неожиданных местах. Так что боксеры тоже прочь.
Ну вот наконец-то можно быть спокойной: парень, что называется, чист.
Она посмотрела на него теперь уже оценивающе. А он очень даже ничего! Стоит неподвижно и с улыбкой наблюдает за ее манипуляциями.
— Ты закончила?
Она кивнула.
И тогда он сказал то, чего она услышать никак не ожидала:
— Ну здравствуй, ведьма.
* * *
— Почему у нас в городе нет ни одной филармонии или чего-нибудь в этом роде, зато полно ночных клубов? — спросила Лис с напускной строгостью.
Вопрос был непраздный. Тем, кто хотел слушать классическую музыку, приходилось ездить аж в N-ск.
Филармонию в их городе пытались построить дважды: в первый раз проворовался подрядчик, во второй — на месте, выделенном под строительство, обнаружились грунтовые воды, и строительство было признано небезопасным. Там разбили парковую зону, и вот уже несколько лет городские власти пытаются найти подходящую точку на карте города, но все никак не находят. Хотя уже успели построить несколько торговых центров, кинотеатр и даже аквапарк.
Вилард потупился:
— Все детство скрипка в принудительном порядке. И рояль. Ненавижу классическую музыку.
Лис запустила в него подушкой:
— А я, между прочим, люблю. А на ближайший концерт ездить за сотни километров. Ты настоящий негодяй!
— Готов исправиться и компенсировать.
Он сгреб ее в охапку, и Лис уже отчетливо представила, какого рода будет эта компенсация.
— Вот уж нет, — она оттолкнула его вполне решительно, ну ладно, почти решительно. — Единственное, чем можно компенсировать отсутствие филармонии, — это филармонией. Начинай строить сейчас же!
Он сделал вид, что задумался.
— Хорошо, уговорила. Но имей в виду, я буду страдать, и это навсегда останется на твоей совести, — в его глазах плясали веселые чертики.
Навсегда.
К этому слову у Лис с некоторых пор было особое отношение. Возможно, через две недели ее не будет в живых. А если и будет… Она все равно уже не вспомнит этих сумасшедших черных глаз, в которых (пора уже в этом признаться, по крайней мере, самой себе) она растворялась без остатка.