Стас рассмеялся. Кажется, он не думал обижаться.
— Если хочешь, я могу ходить исключительно в темноте.
— Я привыкну, — Инга с таким трудом отодрала взгляд от тарелки, будто он был прибит гвоздями, скользнула взглядом по лицу и снова уткнулась в тарелку. — Теперь ты ответишь на мои вопросы?
— На любые. Абсолютно любые, — сказал он очень серьезно. — Мы напарники, и если между нами будут недомолвки, это может стоить жизни тебе или мне.
Столько горечи было в этих его словах, что Инга поняла, он уже терял напарника. И скорее всего до сих пор не может себе этого простить. Наверное, не стоит говорить об этом. Такое воспоминание должно быть слишком болезненным.
— Спрашивай, — практически приказал он.
— Что? — не поняла она.
— То, что хотела спросить, но побоялась. Я же сказал, никаких недомолвок.
Инга вздохнула, понимая, как сложно ей сейчас будет даже выговорить то, что спросить необходимо.
— Расскажи мне о своем напарнике. Что с ним стало?
20
Как правило, они ходят по одному. По крайней мере, раньше было так. Эти существа никогда не стремились к обществу себе подобных.
Вот к людям — да. К тем прилепливаются намертво, словно вгрызаютя.
Обычно жертва даже не успевает испугаться. Вот идет жизнь человека своим чередом: дом-работа, работа-дом. Маленькие радости, большие радости. Маленькие неприятности, большие неприятности. Цели, задачи, мечты — такой вот водоворот, который называется жизнь.
И вдруг в центре этого водоворота появляется человек, который быстро, слишком быстро начинает играть в большую роль. И вот уже ты сам не успеваешь понять, как это случается: вроде бы совсем недавно его не было в твоих днях, а тут он везде и всюду, куда ни пойди.
Это может быть друг, приятель, коллега, начальник или даже подчиненный, но чаще всего, конечно, они выбирают роль возлюбленных. Так человеку проще принять, что кто-то, кто не приносит в их жизнь никакой радости, а одни лишь страдания, должен продолжать оставаться в его жизни.
Любовь. Что только люди не называют этим симпатичным, в общем-то, словом. Зависимость, ревность, зависть, ненависть, обиды — все это именуют словом «любовь», потому что она вроде бы как оправдывает что угодно. Но худшее, что может случиться с фанатом слова на букву «л» — это встреча с духом.
Два человека, если они как-то не слишком удачно совпали, все-таки могут разобраться в своих мучительно тяжелых отношениях. Могут пойти к психологу или, к примеру, разойтись навсегда, чтобы не терзать себя и друг друга.
С духами такое невозможно. Дух не выпустит свою жертву, пока она жива. Ну или пока он не найдет жертву поинтереснее. Впрочем, даже если найдет, тоже не факт, что выпустит. Сколько мужчин умудряется годами терзать и жену, и любовницу!
Но одно дело — окружить себя людьми. На это у духов есть свои причины. И совсем другое — самим собираться в кучи.
Зачем они это делают? Что обсуждают и обсуждают ли? Непонятно.
Еще несколько лет назад охота была делом опасным, но не смертельно опасным. Охотник мог справиться с духом, особенно если заставал его врасплох. А если с ним был следящий, он почти наверняка заставал врага врасплох.
Но постепенно все переменилось. Сначала охотники с удивлением замечали рядом с духом еще одного, а то и двух. Потом перестали этому удивляться и начали поглядывать: нет ли поблизости еще «сюрпризов». И «сюрпризы» встречались. Не так часто, но все же встречались.
Задача следящего стала еще труднее и сложнее, чем была.
Они выросли вместе, они тренировались вместе, они охотились вместе, связанные крепче, чем лучшие друзья. Со временем приучаешься чувствовать напарника, относиться к нему как к своему продолжению. Знаешь, чего от него ждать. Угадывать, что он скажет, задолго до того, как он соберется это сказать. Через годы понимаешь, что и слова уже не нужны. Особенно во время охоты, когда чувства обострены до предела.
В тот вечер его напарник совершил ошибку, просмотрел. Он увидел сначала двоих, потом еще одного… и решил, что это уже много. Действительно — уже много для существ, которые не очень-то любят кучковаться.
Но он ошибся, их было больше. И пока Стас разбирался с тремя, еще двое напали на его напарника.
И он не смог помочь. Не успел, хоть торопился как никогда в жизни.
Видел, как смыкаются руки на шее товарища. А потом в тусклом свете фонаря блеснуло лезвие ножа.
И это тоже было странно. Раньше они не пользовались оружием. Вообще не любили металл и старались держаться от него подальше.
Несколько ударов. На самом деле — ерунда. На волках все заживает куда лучше, чем на людях. Было бы время. Время и вода — если потерять много крови. Любая из ран напарника не была бы смертельной.
Если бы не последний удар. Нож впился в горло. Это невозможно забыть: мертвые глаза друга, даже не друга — брата, даже не брата — ближе. И торжествующий взгляд врага.
Они не ушли. Он разорвал их в клочья. И продолжал рвать зубами одежду, даже когда видел, что там уже никого нет…
* * *
— И что потом?
Можно было и не задавать этот вопрос. Она и сама прекрасно догадывалась, что было потом. Он остался один, охотился один, не желая снова приблизить к себе кого-то. И снова потерять…
Было далеко за полночь, но спать не хотелось. Вряд ли вообще она после сегодняшнего сможет уснуть. Они сидели в комнате-однушке — она на кресле, поджав ноги и вцепившись обеими руками в чашку чая, он — на ковре спиной к ней, облокотившись на это самое кресло.
Странно, до сих пор ей казалось, Стас думает только о себе, делает так, как удобно ему, совершенно не принимая в расчет ее желания. А стоило посмотреть на все это хоть немного с другой стороны, получалось, что все это время он только о ней и думал. Во всяком случае, гораздо больше, чем о себе.
Она смотрела на его силуэт в полумраке — линия шеи, крепкое плечо. Захотелось его коснуться, снова почувствовать его жар — так захотелось, что закололо кончики пальцев. Да что это с ней?! Он только что рассказывал такие жуткие вещи, делился болью, и о чем она только думает!
— Какими ты их видишь? — Стас не ответил на ее вопрос, а вместо этого задал свой.
Вот и славно! Как там у классиков — иногда лучше жевать, чем говорить? А иногда — лучше говорить, чем думать.
И Инга начала рассказывать о зыбкости и размазанности.
Он слушал внимательно, почти не дыша, словно она описывала что-то невероятное.
— Я их не вижу, — сказал он, когда она закончила. — Чую, когда… — он сделал паузу, — меняюсь. Когда становлюсь… — почему-то ему было трудно озвучить, кем именно он становится. Да и необходимости такой не было.
