Итак, какой сегодня день недели? Пятница. Вообще она не слишком хорошо теперь их различает. Это раньше, когда дни делились на рабочие и выходные, их названия имели значение. А сейчас все дни похожи один на другой. Сегодня восьмой день ее тренировок, неделя благополучно миновала. Теперь Инга контролирует инстинкты, контролирует чувства.
У волков они не так разнообразны, как у людей, но зато куда сильнее. Страх становится ужасом, и чтобы превозмочь его, требуется настоящее мужество, голод завладевает всем существом, желания становятся почти маниакальными — они должны быть утолены тут же и сдерживать их невозможно.
Казалось бы, от любви не должно было остаться и следа. Но, нет. Стоило Инге обрасти шерстью, тоска сжимала волчье сердце еще сильнее, так сильно, что хотелось взвыть в голос.
Но теперь она может себя контролировать. Итак, столица Дании — Копенгаген, корень из ста сорока четырех — двенадцать, а очерк отличается от эссе…
Волк резко остановился, и она остановилась тоже.
Забегать вперед нельзя.
А вот это уж точно не ее знание, это откуда-то изнутри — волчье. Не суйся вперед вожака, не делай лишних движений, пока тот не подаст знак.
Все просто, по большому счету. И у людей все просто, и у волков. Трудно лишь совмещать.
Виктор (странно было называть по имени этого матерого черного волчищу, раза в полтора крупнее, чем она сама) развернулся и понесся в сторону дома. Инга не отставала. Кажется, она справляется.
В первые дни их «тренировки» заканчивались слезами, ее слезами, разумеется. Ничего не получалось, но теперь все уже гораздо лучше.
Дверь открыта. Виктор впрыгивает в дом впереди нее, она семенит следом.
Они в той самой пустой комнате, где из мебели все та же одна лавка, кажется, насквозь пропитанная Ингиными слезами. Она влетает в комнату и слышит голос:
— Сегодня назад оборачиваешься сама.
Значит, он уже в человечьем обличии и помогать ей не собирается.
«Оранжевый лед».
Попробуй выговори такое про себя, если ты волк! Мало выговорить, так при этом еще и точно понимать, какой от этого должен быть результат.
Она должна. У нее обязательно получится. Невероятное напряжение сил и, наверное, мозга. Точно мозга? Она не уверена. И все-таки.
«Оранжевый лед».
И тело вздрагивает, суставы крутит, очень неприятное чувство. Это не больно, вроде как сверлить зуб под местной анестезией: боли нет, но ты хорошо ощущаешь, что с тобой делают что-то очень неприятное.
Тело. Теперь ее собственное тело. После волчьего оно всегда кажется слишком слабым, слишком хрупким и беззащитным, уязвимым. А еще эта ужасная нагота. У волков с этим проблем нет.
Она поднимается с пола. Переводит дыханье. И замирает, потому что чувствует — Виктор подошел близко. Совсем близко.
И сейчас он — не строгий учитель, не врачеватель, не вожак стаи. Он смотрит на нее иначе. Как мужчина. И он готов сделать следующий шаг — она знает об этом еще до того, как этот шаг сделан.
И еще этот сон сегодня… И что она будет делать, если он приблизится еще на шаг, если положит руки на плечи, привлечет к себе?
Она не знает.
Минута. Другая.
Томительные, невыносимые минуты.
И тихий хлопок двери за спиной. Виктор вышел из комнаты. А она еще долго стояла, пытаясь понять — хорошо это или плохо.
36
Инга проснулась среди ночи.
Сон, который она увидела только что, был слишком реальным, слишком настоящим, и она точно знала, что это не просто игра воспаленного воображения.
Сон из прошлого. Сон-воспоминание. Яркий.
Ей снилась одна из многочисленных презентаций — то ли новой программы на их канале, то ли какого-то нового проекта. Дружный коллектив в сборе. Официанты снуют, разнося напитки. Один из бокалов у Инги в руке.
Она делает вид, что пьет. На самом деле, конечно, нет. Она помнит свой выпускной и больше не рискует. Да и вообще на таких мероприятиях нужно быть предельно трезвой и вести себя строго в рамках, чтобы сборище сплетников не получило дополнительных тем для обсуждения. Все эти сборища невероятно скучны, но на них нужно бывать, иначе при продвижении по карьерной лестнице останешься где-нибудь за ее перилами.
Инга бросает взгляд на шефа с надеждой: может, все это скоро закончится, и можно будет пойти домой? И вздрагивает. Ей кажется, что его лицо «поплыло». Она с недоумением смотрит на свой бокал: неужели нечаянно отпила спиртное? Что за беда такая — чуть пригубила, а в глазах двоится. Наверное, от усталости: последние недели выдались тяжелыми. Впрочем, предпоследние тоже. И вообще, что-то она не припомнит легких недель…
Редактор ловит ее взгляд и подходит:
— Все в порядке, Инга? — он выглядит обеспокоенным.
— Да, — она улыбается, — что-то голова закружилась. Я, пожалуй, уйду пораньше. Хочу подготовиться к завтрашнему интервью.
— Конечно, — он тоже улыбается, и появившаяся было тревога в его глазах куда-то пропадает.
Инга поднялась и заходила по комнате. Мысли неслись вскачь одна за другой.
Значит, редактор. Из этих. И, кажется, тогда, в тот единственный раз, когда она увидела его истинную сущность, он не понял, что произошло.
А Стас, когда проверял все на работе, его пропустил. Сначала — потому что был слишком занят Виталиком, от которого чувствовал угрозу. Потом редактор отправился в свой долгосрочный отпуск. В общем, от пристального внимания стаи ее шеф ускользнул.
Может быть, надо как-то сообщить своим? Позвонить Стасу, например.
Инга снова себя одернула. Не нужно искать поводов связаться со Стасом! Уходя уходи.
Для того чтобы передать стае сведения о духе, совершенно ни к чему звонить кому-то лично. Она скажет Виктору, Виктор передаст кому надо. И меры обязательно примут.
Инга посмотрела на часы: четыре утра. Ничего себе она подскочила! Могла бы еще спать и спать, но теперь уже ничего не поделаешь.
Лучше пойти на кухню и сварить кофе. Нужно же как-то пережить этот ранний подъем.
Инга уже шла на кухню и вдруг резко остановилась в коридоре. На нее словно посыпались воспоминания, разрозненные, из разных дней, но такие яркие и отчетливые.
Вот редактор отошел в сторону и говорит по телефону невидимому собеседнику:
— И помните, охотники нас не интересуют. Только следящие. Старайтесь отсечь охотника, чтобы не мог приблизиться.
Тогда она не придала значения: мало ли о чем может говорить человек. О какой-нибудь спортивной игре, пейнтболе, лазертаге. А может быть, охотники — это и есть настоящие охотники, которым не терпится попасть в телевизор, и их зачем-то надо отсекать.