А я смотрела на этот полет и все сильнее сжимала в руках разогревшийся Посох.
***
– Кэри, ты не видела мой дневник?
Джеймс прошел в комнату и принялся рыться в сумке.
– Только утром был здесь, – бормотал он. – Куда я мог его деть?
– Хочешь оставить запись для потомков? – усмехнулась в ответ.
– Собираюсь показать его Ириде. Она попросила. Хочет узнать, к чему привели ошибки ее дочери.
– Может, не стоит?
Я с сомнением посмотрела на мужа. Сама я уже успела ознакомиться с семейным дневником Кейнов, и, надо сказать, некоторые записи… Не думаю, что бабушке стоит их видеть. Особенно те, где лорд Джолион проклинает Избранных.
– Разве я могу отказать твоей прабабке? – продолжая рыться в сумке, хмыкнул муж. – А, вот, нашел!
Он достал маленькую, в потертой обложке книжицу, коснулся титульного листа большим пальцем правой руки, и та мгновенно увеличилась в размерах.
– Не задерживайся, – попросила я Джеймса, когда он направился к выходу.
– Не волнуйся, Кэри, я недолго, – усмехнулся Кейн, и в его глазах блеснул яркий золотой огонь. – У нас еще вся ночь впереди.
Джеймс закрыл за собой дверь, а я откинулась на подушки, возвращаясь к прерванным приходом мужа размышлениям. Точнее, подведениям итогов.
Прошло уже полтора месяца, как мы жили в Алайе.
За это время чего только не произошло! Я полностью освоилась со своей силой, узнала историю алайетов и собственного рода, а Джеймс свыкся с родовой сущностью, приспособившись перевоплощаться в феникса с такой легкостью, что на это уходили считанные секунды. Авиро и Торнтон тоже не теряли времени даром. Проводник-акаучи учился у алайетов делать самонаводящиеся луки, а Торнтон вел записи всего, что видел, и о чем считали возможным рассказать Избранные.
Для нас с Джеймсом больше не было загадкой наше общее прошлое. Теперь мы знали его во всех подробностях. Ирида рассказала нам то, что произошло двести лет назад.
Оказалось, что именно ее муж Озирис, как Главный Хранитель Посоха, был тем, кто отнял у Джолиона Кейна бессмертие и способность к перерождению. И именно моего прадеда тот ненавидел так сильно, что готов был проклясть всех его потомков. Кейн не знал, что магию алайетов наследуют только женщины. Он вообще ничего не знал об Избранных, кроме того, о чем невзначай обмолвилась Ами. Нет, он пытался выяснить хоть что-то о своих врагах и отыскать их земли, но, к тому времени, как лорд Джолион вернулся из Эрдерона в Эшер и начал свои поиски, Избранные уже ушли из нашего мира в другие реальности, а Озирис и Амонерис изменили имена и внешность и обосновались в Сардженте. Ирида рассказала, что спустя пять лет Амонерис встретила Генри Стоуна и вышла за него замуж, а вскоре у них родилась дочь, и Озирис, с помощью часов мастера Гунара, преодолел круги времени и увиделся с женой в том отрезке прошлого, когда она еще находилась в Алайе. К слову сказать, этот отрезок был единственным, в котором они могли встречаться. Озирис не имел права надолго оставлять дочь, и навещал жену лишь урывками. Он приносил новости об Ами, рассказывал о ее единственной дочери, Анне, и Ирида слушала эти рассказы и запоминала каждое слово, чтобы потом смотреть на магические портреты улыбающихся Ами, Анны и Генриха и повторять подробности их жизни. Так прошло десять лет. А потом Генри тяжело заболел. И Озирис, которого теперь звали Бенджамин Дрейк, привез в дом известного столичного целителя Руфуса Карди. Тот осмотрел больного и объявил, что на Генри подействовало сильное родовое проклятие, преследующее потомство Дрейка. И сказал, что снять его может только ритуал, замешанный на жизни кого-то из Дрейков. Вот так и получилось, что Озирис в последний раз преодолел круги времени и рассказал жене о том, что собирается сделать. И как она ни уговаривала его подождать и поискать другой выход, тот не согласился. «Это моя вина, Ири, – говорил он. – Я был Хранителем, и не уследил за тем, какой выросла наша дочь. Не заметил гнилые ростки, что появились в ее душе. Мне и нести ответственность за произошедшее. А Ами… Она изменилась. Она научилась любить и жертвовать собой, она обожает мужа и дочь, она должна жить». Больше Ирида его не видела. И не знала ничего о жизни дочери и внучки. Но она верила, что однажды та воспользуется часами и придет, вернется в Алайю, вернется к своим корням.
«А пришла ты, Кэри, – улыбнулась бабушка. – Ты не похожа на Ами, но в тебе течет наша кровь, и ты смогла с честью пройти испытания и стать Избранной».
Мы с Иридой подолгу разговаривали, вместе листали Библию, узнавая историю рода и по крупицам собирая прошлое, я рассказывала о маме, вспоминала ее рассказы о бабушке и прабабушке. И из этих разговоров рождалось удивительное чувство единства и причастности семье. То, на чем стояла вся жизнь алайетов.
Их жизнь вообще была устроена просто. Несмотря на все особенности магии и технологии, которых не знали в Эшере – да, многое из того, что мы видели, было совсем не магией, – алайеты не любили лишних сложностей. В обществе существовали три касты: Избранные – женщины, прошедшие искус и полностью овладевшие магией, Хранители – их отцы, мужья и братья, и корди – те, кто, как и Амонерис, не смогли пройти испытание Великой. Они владели небольшим даром и вели обычную, очень похожую на жизнь моих современников жизнь. К слову сказать, их было большинство.
Сейчас я уже знала, что дядюшка Ирвин должен был стать моим Хранителем, но мама, запечатав мой дар, разорвала связь между нами, и дядя утерял необходимые знания. А вместе с ними он начал медленно терять и обычную память, правда, про Библию все-таки вспомнил. И за это я была ему очень благодарна.
Но вернемся к алайетам.
Официально главой всех жителей Алайи считалась Старейшая – воплощение Великой матери и Верховная правительница. Правда, она никогда не появлялась на людях и вмешивалась в их жизнь только в самых ответственных случаях. Фактически же главой народа была Сафита. Она управляла Советом и Избранными, ей подчинялись Хранители, она решала все бытовые вопросы.
За минувший месяц Сафита многому меня научила. И оказалась вовсе не такой холодной и строгой, какой была на последнем Совете. Пожалуй, только с Артенис – несостоявшейся свекровью Амонерис, мне не удалось подружиться. Но тут уж не моя вина. Я сделала все, чтобы подруга Сафиты забыла старую вражду, но та не пожелала протянуть мне руку дружбы. Что ж, каждый должен сам преодолевать собственные слабости.
Я бросила взгляд на окно и прислушалась к раздающимся за дверью шагам. Сердце радостно встрепенулось. Джеймс. Вернулся. Похоже, ночью мне снова будет не до сна.
– Кэри, ты еще не спишь?
Ну вот, я была права. Муж подошел к постели, на ходу снимая тунику, его теплые губы коснулись щеки, скользнули ниже, одарив горячими поцелуями рот, грудь, живот. Скользнули еще ниже, и заставили выгнуться и застонать от предвкушения горячей и бесстыдной ласки.
– Джеймс…
Мои руки зарылись в жесткие густые волосы, и свет в комнате сам собой погас, оставляя нас наедине со сладкой и многообещающей темнотой.
