И это я просмотрела только лишь треть книги, а сколько еще всего осталось?
Глаза слипались, но я упорно листала страницы, пока в щели оконных заслонок не проникли первые лучи рассвета.
***
Следующий день пролетел быстро.
Когда я утром спустилась вниз, Лори уже хлопотала по хозяйству. Она деловито гремела посудой, вполголоса напевая задорную и не слишком приличную песенку, и с таким остервенением оттирала золой огромный чайник, что его латунные бока сияли чистым золотом, а большой гнутый носик сверкал, как море в лучах яркого солнца.
– Я вам там завтрак приготовила, – не отрываясь от работы, улыбнулась хозяйка и снова замычала себе под нос неразборчивые слова «Старины Джека».
Когда я была маленькой, дядюшка Джобс любил распевать эту песенку, правда, всегда предупреждал, чтобы я не вздумала ее повторять, и уж тем более не упоминала о ней при маменьке. «Слишком она печется о твоем воспитании, Кэри. Надеется настоящую леди вырастить, – по-доброму усмехался он. – Ты только не проговорись, что я при тебе старые морские песни пою». Разумеется, я его не выдавала.
– Погода сегодня какая, а? – оторвавшись ненадолго от своего занятия, довольно улыбнулась Лори. Она разогнулась и утерла рукой лоб, отводя от него вьющиеся мелкими колечками рыжие пряди. – Небо синее, ни облачка… Благодать! И никакой сырости и тумана.
– Думаешь, защитное заклинание сработало?
– А почему бы и нет? Сила-то в нем какая! Бабка у меня боевая была, любого мага могла за пояс заткнуть.
На веснушчатом лице застыло забавное выражение. Лори и гордилась собственной бабушкой, оставившей нужное заклинание, и, одновременно, немного смущалась своего невольного хвастовства. Эх, если бы я могла разделить ее бесшабашную уверенность…
– Но ведь мы его только вокруг дома поставили.
Я с сомнением посмотрела на хозяйку.
– Так, видать, магу оно не по вкусу пришлось, вот и убрался куда подальше. Там ведь как сказано? Навсегда отвадит нечисть. Ну и вот. Первый по-настоящему погожий денек за два месяца! Даже не верится. И дышать легче стало, чувствуете?
Глаза Лори задорно блеснули, и я только сейчас заметила, что выглядит она не в пример лучше, чем вчера. Вон и щеки порозовели, и губы алые. Сегодня она казалась не просто миленькой, а настоящей красавицей. И я снова почувствовала, как в душе шевельнулась ревность. Представилось, как много времени хозяйка проводила наедине с моим мужем, как дарила ему улыбки и вилась вокруг рыжей кошкой, и руки сами собой сжались в кулаки.
«Кэри, успокойся, – одернула я себя. – Ты ведь не любишь Кейна, так к чему тебе его ревновать? Или все-таки…»
– Как бы там ни было, но, сдается мне, убрался этот ублюдок из города. Может, в Престон подался, а может, и в Сарджент, главное, чтобы от нас подальше.
Лори усмехнулась и снова взялась за тряпку, а я, с трудом допив чай и понаблюдав немного за бурной деятельностью хозяйки, решила уйти подальше и от нее, и от собственных мыслей, и отправилась гулять по городу.
***
На улице и вправду было светло и солнечно. Жизнь в форте кипела. Казалось, все уже забыли и о странной болезни, поразившей сразу нескольких горожан, и о стоящих в церкви гробах, и о загадочном тумане. Уэстен торопился жить. Слишком юный, слишком напористый, слишком деловой, не оглядывающийся назад и не обращающий внимание на трудности, он не желал задерживаться в прошлом, всеми своими силами устремляясь в будущее. И я, разглядывая ровные прямые улицы и небольшие деревянные домики, остро чувствовала эту неуемную жажду жизни, которая подкупала своей искренностью и уверенностью в том, что колонистов не сломить ни бедам, ни болезням, ни капризам природы.
А еще я впервые отчетливо поняла, что несмотря ни на что люблю свой город и горжусь его историей и людьми, сумевшими выжить в тяжелых, почти нечеловеческих условиях новой родины.
Из истории я знала, что первыми прибыли на эти земли эрдеронские аристократы. Все они были одержимы идеей нового мира и надеялись основать в Арайе, как называли Эшер коренные народы – акаучи и аронги, – второй Эрдерон. Правда, первая же зима, наступившая до того, как поселенцы успели построить свои дома, забрала жизни почти половины колонистов, а весна и начавшиеся болезни подкосили остальных. Слишком изнеженные, слишком гордые, чтобы просить помощи у акаучи, не привыкшие к жизни в простых условиях, поселенцы оказались не готовы к тому, что их ожидало. Всего трое из них сумели выжить и встретить прибывших со следующими кораблями простолюдинов. Фермеры, рабочие, бывшие заключенные, мелкие торговцы – именно они смогли договориться с местными и основать сначала колонию в Пливене, потом – в Эридолле, а дальше появились Сарджент, Уэстен и еще несколько фортов, построенных вдоль побережья. В новые города потянулись новые жители, к первым поселенцам из Эрдерона приехали семьи, и жизнь закипела.
А через пятьдесят лет уже весь Эшер был заселен колонистами и поделен на графства, по примеру родного Эрдерона. Немногочисленных оборотней-акаучи вытеснили за Интари или, как называли ее местные, Великую реку, а колонии все росли, множились, занимая новые и новые территории.
Я бродила по улицам, с интересом наблюдая за деловитыми поселенцами, и невольно вспоминала привычный мне Уэстен, оставшихся там дядюшку Джобса и Ильду, свой старый дом и особняк Кейна. И самого пирата. Со вчерашней ночи мне не давала покоя мысль, что, женившись на мне, он обрек себя на неведомые несчастья и раннюю смерть. И я все думала, как это исправить, как избавиться от семейного проклятия и его последствий. Знать бы еще, в чем оно заключается?
Вчера у меня не хватило сил просмотреть библию до конца, но вечером я собиралась исправить это упущение. Почему вечером? Мне не хотелось, чтобы Лори видела меня за чтением библии. Почему-то я чувствовала, что никому не должна говорить о тайнах своей семьи. Это касалось только меня. Ну и, возможно, мужа, если когда-нибудь он сумеет завоевать мое доверие.
Я бродила по городу, отвечала на приветствия уэстенцев, улыбалась встречающимся колонисткам, а в голове хороводом кружили мысли. Мне нужно было докопаться до истины и сделать все, чтобы Джеймс не пострадал. Какие бы счеты ни были между нами, он не заслуживает того, чтобы умереть в расцвете сил. Только не он. Хватит с меня вдовства и черных одежд. Я не для того выходила замуж, чтобы снова стать вдовой.
Подгоняемая этими мыслями, вернулась домой и, поужинав, поднялась наверх.
Библия ждала на столе. Со вчерашней ночи она как будто изменилась. Темная кожаная обложка показалась мне еще более ветхой, а на бронзовой застежке проступила зеленоватая патина. Странно.
Я зажгла свечи, села за стол и открыла фолиант на том самом месте, на котором остановилась накануне. Книга Исайи. Между ее строками мелькали заклинания, вычисления годового лунного цикла, рецепты снадобий и настоек. Каждая женщина моего рода записывала в семейной библии что-то свое. Были те, кто сухо перечислял ингредиенты очередного зелья, но были и такие, кто делились своими мыслями, надеждами, горестями и радостями, описывали свою жизнь и жизнь своих близких. И с каждой новой строчкой я все глубже погружалась в историю семьи и все ярче понимала, чего была лишена.
